Миры Источника. Трилогия

Не думаю, что кому-то приятно было бы узнать, что его жизнь напрямую зависит от здравия других, пусть даже близких и родных ему людей. Мне стало жутко при мысли о том, что если бы с Даной случилось несчастье, я бы погиб при первом же вызове Образа… А в следующий момент меня обожгла другая мысль: и это было бы правильно — ведь без Даны моя жизнь потеряла бы смысл…

— Да уж, точно, — сказал я. — Источник контролирует нас. Но это плохой, неправильный контроль.

— Можешь предложить что-нибудь лучше?

— Ну… Следить за состоянием психики адептов, анализировать их поступки и намерения…

— И отделять зёрна от плевел, — саркастически добавила Бренда. — Беречь агнцев и уничтожать козлищ. Это же чистой воды антропоморфизм, Артур! Даже если Источник разумен, то вряд ли он разумен по-человечески и вряд ли способен судить о людях по человеческим меркам. Откуда нам известно, чтó есть в его понимании зёрна, а что — плевела, кто для него является агнцем, а кто — козлищем? Какие у него критерии добра и зла, и существуют ли эти критерии вообще? Если Источник разумен, то он поступает мудро, не пытаясь судить нас. Он лишь устанавливает правила игры, которым мы обязаны следовать неукоснительно, и квинтэссенцию этих правил можно выразить одним чётким императивом: оставаться людьми.

— Слишком жестокие эти правила, — заметил я.

— Не нравится, не играй, — ответила Бренда. — Забудь про свой Образ и довольствуйся Формирующими. Впрочем, я уверена, что ты никогда не откажешься от Силы Источника. Сейчас меня беспокоит другое — шаткость нашего положения. После глупой выходки Даны мы все оказались в зависимости от одного человека — Дейдры. Это очень опасная ситуация, её нужно исправлять.

— Как?

— Элементарно. Каждому из нас должен обзавестись собственным Отворяющим.

Я содрогнулся:

— Бренда! Что ты говоришь?! Ты представляешь, к чему это приведёт?

— Я всё понимаю, Артур, — кивнула сестра. — Но пойми и ты, что альтернативы этому нет.

Я тяжело опустился на траву и прислонился спиной к парапету.

— Ошибаешься. Альтернатива есть — жить в постоянном страхе перед внезапной смертью.

— Это безумная альтернатива, — ответила Бренда, садясь рядом со мной. — Это кратчайший путь к паранойе.

— А то, что ты предлагаешь, чревато шизофренией. Я ещё не знаю, сколько мне потребуется Отворяющих, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности; но точно знаю, сколько надо женщин, чтобы свести меня с ума. Двоих достаточно — Даны и Дейдры. А что уже говорить о третьей.

Бренда покачала головой:

— Ты слишком эмоционально всё воспринимаешь, братишка. Мне бы твои заботы.

Я заглянул в её глаза и увидел там боль и тоску.

— У тебя проблемы с мужчинами?

Она отвела взгляд и тихо ответила:

— Да.

— Из-за твоего бывшего мужа?

— Нет, из-за Брендона. Если я ещё раз влюблюсь, он точно сойдёт с ума.

— Но почему?

Бренда горько вздохнула:

— Ты мог бы и сам догадаться. Другие — нет, а ты мог бы. Ведь никому, кроме тебя и мамы, мы не рассказывали, как тесно связаны друг с другом.

Я застонал, мысленно ругая себя за несообразительность, и порывисто привлёк к себе Бренду.

— Бедная сестричка…

Она положила голову мне на плечо и тихо заговорила:

— Наша связь, это наше проклятие, Артур. Будучи детьми, мы видели в ней лишь позитив, никогда не знали одиночества, всегда чувствовали поддержку друг друга. А позже… позже мы поняли, что право на одиночество — великий дар, которым мы обделены. Как правило, мы можем ослаблять наш контакт до минимума, но только при условии, что держим свои эмоции в узде. Но если… если кто-то из нас…

— Да, понимаю, — сказал я. — Я помню, что с тобой творилось, когда Брендон оказался в постели с Даной.

— Вот-вот! Я чувствовала то же, что и он.

— Но тогда тебе было хорошо. Ты сама это сказала.

— Да, и в этом наше отличие. Я смирилась с мужской сущностью Брендона и нормально воспринимаю его отношения с женщинами. А он… он агрессивен и нетерпим. Всё его естество протестует против моей женственности. Достаточно мне почувствовать влечение к мужчине, как ему становится тошно. И в этом нет его вины — просто Брендон стопроцентный гомофоб, для него отвратительна сама мысль о близости с мужчиной. Он пытался бороться с этим, даже выучился на психолога… но всё напрасно. А когда я по-настоящему влюбилась… Это было в первый и единственный раз… Тогда я совершенно потеряла голову! Решила порвать с Брендоном, покинула Царство Света и вышла замуж, но… но… — Её затрясло от еле сдерживаемых рыданий.

Я крепче обнял Бренду и ласково сказал:

— Дальше не надо, солнышко. Я знаю, что с вами было. Мне рассказывали.

Несколько минут мы сидели молча. Сестра понемногу успокаивалась. А мои мысли опять обратились к Источнику.

— Бренда, — наконец отозвался я. — Здесь что-то не так.

Она высвободилась из моих объятий.

— А именно?