Умирать я не собирался, я хотел жить. Но даже бессмертные колдуны в конечном итоге смертны, притом внезапно смертны, что лишний раз подтвердил случай с Ладиславом. Я вовсе не альтруист; подобно большинству людей, я прежде всего думаю о себе, а уже потом — обо всех остальных. Я уничтожил письмо, написанное лишь неделю назад, из чисто эгоистических соображений. Если мне суждено в скором времени принять смерть, то я хотел умереть спокойно, не мучаясь в последние мгновения жизни мыслью о том, что, возможно, вслед за мной (и по моей вине!) в могилу отправятся сотни миллиардов мыслящих существ. Мой умеренный эгоизм был далёк от концепции «после меня — хоть потоп».
Разделавшись с письмом, я пошёл к маме. К счастью, она была занята и без лишних разговоров переправила меня в Авалон, отложив на потом все расспросы о моих дальнейших планах в свете последних событий — гибели Ладислава и примирения с Володарем. Хоть это хорошо. Сейчас я не был расположен к откровенности, а скрытничать и уклоняться от прямых ответов мне тоже не улыбалось. Мама остро чувствовала малейшую фальшь, и моя неискренность её бы очень огорчила…
В Авалоне меня встретил Колин. Вернее сказать, принял, а ещё точнее — поймал, когда я, после маминого прицельного броска, перелетел через бесконечность. Не скажу, что мне нравилось выступать в роли волейбольного мяча, но выбирать не приходилось. Как и любой другой обыкновенный колдун, я не мог своим ходом попасть из Экватора в Срединные миры — а только с помощью адепта Источника. Метод «бросить-и-поймать» наиболее часто использовался адептами для транспортировки всякой-всячины — от неодушевлённых предметов, вроде книг или оружия, до отдельных людей и даже целых делегаций. Этот способ выгодно отличался от прочих быстротой и удобством; к тому же, несмотря на кажущуюся рискованность, он был вполне надёжен, и за тридцать лет, прошедших с момента его открытия, не было зарегистрировано ни одного сколько-нибудь серьёзного происшествия. Тем не менее, когда речь идёт о людях, нелишне подстраховаться и даже перестраховаться. Поэтому в таких случаях адепты предпочитают иметь дело со своими обычными напарниками. У моей мамы это Колин, у отца — тётя Бренда.
Когда я «приземлился», Колин задержал мою руку в своей, чтобы крепко пожать её, затем похлопал меня по плечу.
— Добро пожаловать, Эрик, — сердечно произнёс он. — Давненько ты у нас не был. Теперь решил наверстать упущенное?
— В каком смысле? — не понял я.
— Ведь до свадьбы ещё две недели, — объяснил Колин.
— А-а. Нет, дядя, я всего лишь на пару часов. Только навещу Диану, поболтаю с ней немного и сразу же вернусь. У меня дела в Экваторе.
Колин вздохнул:
— Очень жаль. Бренда будет огорчена… Ты плохой мальчик, Эрик, — сварливо добавил он, подражая манере Моргана Фергюсона. — По Диане, видишь ли, соскучился, а по дядюшке Колину и тётушке Бренде — нет.
— Ошибаешься, дядя, — ответил я. — По вам я тоже соскучился. Обещаю, что после свадьбы останусь погостить. — И подумал: «Если получится».
— Ловлю тебя на слове.
Для Колина и Бренды я был больше, чем просто любимым племянником, скорее полноправным членом их семьи, фактически третьим сыном. Что и неудивительно — ведь моя мать приходилась родной сестрой Колину, а мой отец и Бренда были близнецами. Бриан и Мел, дети Колина и Бренды, заменяли мне родных братьев (так как настоящих у меня не было и, судя по всему, их появление вряд ли предвиделось). Особенно я был дружен с Брианом. Мы родились с интервалом в несколько месяцев, но сейчас, из-за разного течения времени в наших родных мирах, он был моложе меня года на четыре, а то и на все пять. Маменькин сыночек Бриан до сих пор цеплялся за юбку Бренды; в наших детских вылазках в быстрый поток он выдерживал от силы неделю субъективного времени, после чего, истосковавшись по матери, возвращался обратно в Авалон. Главным образом он путешествовал по мирам вместе с Брендой, а поскольку та вела довольно оседлый образ жизни, то биологический возраст Бриана был почти в точности был равен количеству лет, прошедших на Земле Артура с момента его рождения. Что же касается меня, то, родившись двадцать два года назад по отсчёту Основного Потока, я и есть двадцатидвухлетний, хотя на моей родине, в Царстве Света, прошло без малого двадцать пять лет. Это из-за того, что много времени я провёл в Сумерках Дианы и в Авалоне.
Кстати, о Бриане — лёгок на помине. Когда мы вышли из «ниши» в кабинет Колина, он сидел за отцовским рабочим столом и увлечённо шарил пальцами по клавиатуре компьютера. Увидев меня, он улыбнулся:
— Привет, Эрик. Рад тебя видеть.
— Взаимно, — сказал я. — Привет, братишка.
Бриан надавил ещё несколько клавиш, встал из-за стола и подошёл ко мне. Мы пожали друг другу руки.
А между тем Колин, снедаемый недобрыми предчувствиями, бросился к своему компьютеру.
— Так я и думал! — удручённо произнёс он, взглянув на экран. — Стоило мне на минуту отлучиться… Что ты ещё наворотил?
— Да ничего особенного, — ответил Бриан. — Установил защиту, и только.