Миры Источника. Трилогия

— Обычно периферийная, на уровне простейших эмоций. А разница во времени, кстати, будет нам только на руку. Бренде не придётся постоянно быть начеку. Она всегда успеет сосредоточиться, даже, если надо, проснуться и открыть вход в Туннель. По нашему отсчёту это займёт лишь несколько сотых долей секунды. Единственное неудобство для неё будет заключаться в том, что ей придётся держать свои эмоции в узде и не колдовать по-крупному, чтобы не выдернуть меня преждевременно. Несколько раз такое уже случалось.

— Очень интересно, — сказал я.

Брендон сокрушённо вздохнул:

— Где уж там интересно! Порой это невыносимо. Когда Бренда страдает, мне тоже становится больно. А она страдает постоянно. Бедная сестрёнка, после смерти мужа живёт как монашка.

— В самом деле? — произнёс я, смущённый его откровенностью.

— Тик и есть. Большинство женщин только строят из себя недотрог, а вот с Брендой всё наоборот. Она может показаться тебе слишком фривольной и даже распущенной, но это лишь игра. Хочешь верь, хочешь не верь, её муж был у неё единственным мужчиной… — Тут Брендон умолк и недоуменно моргнул. — Извини, Артур! Что-то меня занесло. Наша встреча выбила меня из колеи.

— Меня тоже, — признался я. — Очень рад тебя видеть, братишка.

Когда мы с Брендоном вернулись в дом, праздничный стол был почти накрыт. Бренда как раз расставляла большие хрустальные бокалы для вина. Их было пять.

— Кого-то ждём? — спросил я сестру.

Она улыбнулась и покачала головой, глядя мимо меня.

—  Ужене ждём.

Я повернулся — и тотчас остолбенел. На какое-то мгновение у меня перехватило дыхание от счастья.

В дверях, ведущих на кухню, стояла высокая стройная женщина в длинном тёмно-синем платье с алой полупрозрачной накидкой на плечах. Блики света играли на её волнистых каштановых волосах, а тёмно-карие глаза радостно смотрели на меня из-под длинных чёрных ресниц. Её лицо с безукоризненно правильными чертами античной богини было совсем молодым, фигура — гибкой, девичьей, однако во всём её облике чувствовались зрелость и опыт ста тридцати прожитых лет. Красивая и суровая, гордая и величественная, ласковая и добрая, такая милая и нежная. Моя мама, Юнона…

Она погрозила мне пальцем — я так и не понял, всерьёз или игриво.

— Артур, негодник, ты прячешься от меня! — Потом быстро подошла ко мне, обняла меня и положила голову на моё плечо. — Ах, малыш. Мне так недоставало тебя…

Глава 6

Вечный закат в Сумерках делится на циклы — условные сутки, состоящие из четырёх четвертей по восемь часов каждая. Так уж повелось издревле, что Сумеречные спят дважды в день — всю первую четверть, или приму, а также ещё три-четыре часа во время сиесты в конце третьей четверти, иначе терции. Я упомянул об этом только для того, чтобы вы знали, что я имею в виду, говоря, что проснулся в пятом часу примы.

Итак, я проснулся в пятом часу примы; голова у меня раскалывалась от адской боли. Слава богам, желудок у меня железный, переваривает даже гвозди, не то было бы ещё хуже. Накануне вечером мы славно попировали, веселились от всей души, то и дело смеялись по поводу и без всякого повода, болтали без умолку о разных пустяках. Я напился в стельку и под самый конец ни с того ни с сего затянул Гимн Света. Изрядно пьяные близняшки подхватили мою песнь, два наших с Брендоном тенора и хорошо поставленное контральто Бренды звучали в лад, приподнято и торжественно, а Юнона и Пенелопа глядели на нас с той терпеливой снисходительностью, с какой опытный врач-психиатр смотрит на душевнобольного в состоянии невменяемости. Потом я в одиночку запел Гимн Сумерек, но мама решила, что я уже достаточно повеселился, и отвела меня в мою комнату.

Юнона сама раздела меня и уложила, как ребёночка, в кроватку. Затем она долго сидела рядом со мной, а я, спьяну позабыв о своих трезвых расчётах, рассказал ей всё без утайки — и как добрался до Срединных миров, и как превратился в ребёнка, как потом жил двадцать лет, не помня своего прошлого, как попал в Безвременье и вспомнил себя… Меня сморил сон, когда я начал описывать, что происходило со мной в Источнике. В качестве наглядной демонстрации я попытался вызвать Образ — и, кажется, это вырубило меня окончательно.

Нет, я не жалел о своей откровенности. В конце концов, я всё равно не смог бы скрыть от мамы даже малейшие детали. Но мне было стыдно, что я упился, как свинья. Что подумала обо мне моя дочь, Пенелопа?…

Я выбрался из постели и на четвереньках вполз в душевую. Когда отвернул до упора кран, на меня обрушился поток горячей воды, а выложенная кафелем комнатушка мигом наполнилась паром. Я вызвал Образ Источника и ускорил обмен веществ в моём организме, выводя алкоголь и продукты его разложения. Кровь уже не текла, а стремительно неслась по моим жилам; сердце стучало в бешеном темпе, едва не вырываясь из моей груди. Я дышал глубоко и часто, отвалив челюсть и вывалив наружу язык, как загнанная собака.

Минут через пятнадцать я выключил горячую воду и включил холодную, ледяную. А ещё четверть часа спустя я вышел из душевой, еле держась на ногах от истощения, зато трезвый, как стёклышко.