Миры Осма. Безмятежность теней

В руке главного сверкнуло лезвие большого ножа. В руках его товарищей каменные чаши. Они вскидывают руки вверх, к куполу пещеры, и их злобное бормотанье становится громче. К столбу привязан высокий, мускулистый мужчина. Слуга тьмы взмахнул ножом и полоснул по обнажённой груди пленника. Боль заставила того очнуться. Хриплый, болезненный стон взмыл к куполу пещеры и эхом рассыпался по её стенам. Один из жрецов подскочил к жертве и буквально всадил край чаши в рану. Подождал, пока та наполнится кровью, и отошёл с ней в сторону. Поднёс к губам, опустошил и тут же вернулся к бормотанию и пляскам. Нож вновь полоснул грудь пленника. Вторая чаша впилась в рану, вычерпывая кровь стонущего от боли человека. Тот корчился и вертел головой, а его мускулы, в тщетных попытках разорвать путы, вздувались до предела. Жрецы продолжали кружить у столба, вознося молитвы богу тьмы. Когда жертва устала и слегка успокоилась, верховный вновь провёл ножом по телу пленника. На этот раз медленно и умело, а новая рана смогла наполнить сразу несколько чаш. Сколько же воли к жизни оставалось у вновь принявшегося испытывать путы на прочность человека! И опять неудача, он замирает, роняет голову на израненную грудь и затихает. Ритуал продолжается. Верховный снова и снова ранит жертву, но уже не для чаш. Кровь стекает на пол, привлекая целую свору хвостатых бестий. Высокие фигуры в длинных накидках перемещаются к следующему столбу, оставляя предыдущую жертву крысам. Те, яростно пища и соревнуясь в скорости поглощения стекающей из ран жидкости, сначала покрывают серым ковром ноги бедняги, а после поднимаются всё выше. Удивительно, но боль вновь приводит в чувство израненного пленника. Укусы крыс придают сил к сопротивлению. Несчастный так неистово таращит глаза, что те едва не выскакивают из орбит. Его тело дёргается, лицо искажено болью, а из широко открытого рта рвётся отчаянный хрип. Жрецы уже у соседнего столба, и главный наносит первый порез новой жертве. Внезапно связанные за спиной руки атакованного крысами страдальца вырываются на свободу. Они яростно рвут путы, раскидывая хвостатых врагов в стороны. Пленник падает на серый ковёр под всё ещё не освободившимися ногами. Словно безумный рвётся к свободе, но крысы не отступают. Они обволакивают дрыгающую связанными ногами добычу, так что уже и не видно самого человека. Высокие фигуры замечают неладное, ритуал прерван.

— О-о-о-г! — неожиданно визгливым, полным недовольства голосом орёт глава слуг тьмы.

— О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! — вторят ему остальные фигуры с чашами и эхо подхватывает их тревогу.

Ноги пленника наконец свободны. Он поднимается и идёт на свет, к шару. С ног до головы облепленный крысами, страшно хрипит и стонет. Серая накидка из грызунов стелется по полу и следует за обречённым на смерть человеком. И всё же он доходит до тумана. Входит серым в голубоватую дымку, так что наполовину скрывается в ней. А та словно раздевает гостя. Хвостатые твари скачут прочь, бегут от тумана. Ещё несколько шагов успевает сделать пленник, пока его израненное, истерзанное тело не падает на пол. Голубоватая дымка скрывает умирающего беглеца. Несмотря ни на что, тот умирает свободным.

Высокие фигуры молча взирают на бегущих от тумана крыс.

Холодно, а к нему вернулась страшная боль. Голова налилась тяжестью, звуки исчезли, в глазах помутнело. Не понять что болит, всё тело, от макушки до пяток, — одна сплошная боль. Не в силах терпеть, закричал так громко, как только мог, и снова погрузился во тьму.

— Вирово проклятье, — первое, что услышал очнувшийся ото сна Маск, — сбросьте его уже вниз, пока я не разозлился.

— Нужно отправить его к сучьему Тому, — зло вторил другой голос первому. — Там ему самое место, придурку недобитому.

— К серым карликам его! Пусть кровопийцы упокоят психа навсегда!

— Давайте уже спать, не то я вас всех сброшу на съеденье зверью! — рявкнул на них властный бас.

В домике тут же установилась тишина, а окончательно проснувшийся Маск поплёлся на веранду. Снова ночь и лишь лунный свет серебряной лентой реки убегает вдаль средь лесов. Перед глазами всё ещё мелькали обрывки чудных видений из мира воспоминаний. Такого ему ещё не снилось, даже за всё время пребывания во тьме. Под впечатлением от жуткой смерти незнакомца, губы невольно шептали одну из многочисленных песен его теперешней куклы.

Моё сердце биться перестало,

Над остывшим телом тишина.

Солнце на рассвете согревало,

Но не нужно мертвецу тепла.

Не услышу я лесного шума,

Не увижу распустившихся цветов,

Голову уж не коснётся дума,

Ветер не тревожит вечных снов.

Кровь давно застыла в моих жилах,

В пустоту глядят мои глаза,

Безымянная в траве моя могила,

Прикрывает мертвеца роса.

Зверь, учуяв падаль, уже близко,

Станет он могильщиком моим.

Я при жизни падал, но не низко,

Отпоёт меня и ворон с ним…

«Мы не готовы к переменам, пока видим в будущем прошлое».

Из дневника механика ремонтной мастерской на станции «Магр» Пауля Рудигера.