Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет

Северянин улыбнулся.

— Ваш высокочтимый Капитан, безусловно, скажем так, решительный человек, — проговорил он негромко, — должно быть, поступки Иерна заставили его поторопиться.

Плик внимательно разглядывал его через винные ароматы. Они успели познакомиться, и между ними уже рождалась дружба. Микли нравились песни Плика, англеман любил расспрашивать о Северо-западном Союзе; каждому нравились едкие словеса другого.

— Интересно, — спросил Плик, — чем все-таки вы на самом деле заняты в Юропе? Ваша уклончивость относительно истинных целей вашего пребывания здесь сделалась почти что поэтической.

Микли позволил своим бровям пару раз подняться и опуститься.

— Неужели я выражался менее конкретно, чем вон тот маурай? Кто будет хвастать коммерческими и квазидипломатическими переговорами? Подобные забавы чреваты крупным убытком.

— Ты проявляешь, пожалуй, меньше скорби, чем следовало бы, учитывая, что Джовейн и его прихвостни с откровенной прохладцей относятся к вашей нации.

— К маураям они относятся еще прохладней. — Микли раскурил сигарету и между затяжками воспользовался ею как указкой. — Интересный парадокс: ты полагаешь, что геанцы будут проявлять симпатию к маураям?

Экологически настроенное общество — консервативное, но терпимое. А вот мы, норри, заражены страстью к технике и видим в земле не собственный дом, а склад сырья. Но посмотрим внимательнее: маураи претендуют на власть над планетой, эту роль геанцы отводят себе, к тому же маураи слишком реалистичны и прагматичны. Бесспорно, если Домен сделается силой мирового масштаба, это ослабит гегемонию Федерации. И поэтому Союз будет с восторгом помогать вам. И тем самым, быть может, впишет новую главу в свою сложную историю.

— Ну, я не стал бы тратить на это свои деньги.

— Конечно, не сразу. Джовейн не собирается разрывать отношений с какой-либо страной, даже если бы он обладал соответствующей властью.

Возможности Капитана ограничены, их нельзя расширить за несколько дней; к тому же он, вполне естественно, будет стремиться оставить за собой свободу выбора. Пока можно ожидать простого переноса ударения, до тех пор пока он не укрепит своего положения, отделавшись каким-то способом от докучливого Таленса Иерна Ферлея. Помимо затруднительного положения нашего воздушного гостя, сильно пострадала и его репутация.

Ты слыхал новости о его жене?

Плик кивнул и подвинул бокал к Сеси, рассчитывая на продолжение.

— Незачем повторять очевидное, — сказал он. — В частности потому, что я не согласен с вашим предположением.

— Почему же?

— Дело в том, что я не просто пьянчуга, но весьма начитанный пьянчуга, и к тому же отчасти поэт. Говорят, что только лишь математика может придать физическому миру подобие разума. Но лишь музыка и поэзия способны сделать разумным мир, населенный людьми, поскольку среди животных мы наименее рациональны… Какой же еще символ можно адресовать нашему безумию? — Плик покачал головой. — Нет, друг мой, на которого я надеюсь, рассчитывая на новый бокал, нет, вы все точно вычислили за Капитана Джовейна, но гарантирую: замысел его не удастся.

Он точен и логичен и выгоден своему автору, а потому не отвечает человеческой природе.

— В самом деле? Но замысел этот сформулировал человек. Какой же фатальный дефект виден в нем?

— Дело в душе народной. Ведь у каждого народа есть душа — она если уж не бессмертна, то… во всяком случае, ее очень трудно убить. — Плик развел ладони. — Я не могу объяснить этого, разве что спеть. — Явилась Сеси, он обнял ее за мягкое место и прильнул щекой к животу. — Налей-ка, Лозочка. Учти — платит этот джентльмен.

— Оплачу, — подтвердил Микли, — если ты исполнишь мне эту песню.

— Сейчас не могу, — помотал головой Плик. — Я пою, когда поется. Когда ты пытаешься заставить себя петь, получается какой-то идиотизм. Думаю, чудная песня скоро появится на свет. Подождите-ка денек-другой.

— Честная сделка. — Микли опустил монету на стол. — И мне тоже один кальвадос, милашка.

Зазвенело. Северянин мгновенно распрямился, подобравшись, как кот.

— Нет, мне не надо. — Он снял с пояса миниатюрную рацию, приложил к уху, послушал мгновение и, прислонив диск микрофона к губам, кратко отзетил на англише. Поднявшись, он проговорил:

— Прошу прощения, я должен идти. Пей на все, Плик, с чистой душой за наше здоровье, хотя здоровья это не принесет ни мне, ни тебе.

— Значит, именно этой вести ты ожидал последние несколько дней, — заметил англеман.

Микли улыбнулся, улыбка оказалась достаточно привлекательной, невзирая на скверные зубы.