Миры Пола Андерсона. Том 16

— Ой, Доминик, ты живой, — прошептала она. — Остальное пустяки. — Она встала на непослушные ноги, а он улыбнулся ей с озабоченным видом и прошел мимо — его голова была занята вопросами технического характера.

Будь у него соответствующая биопсихологическая лаборатория, он бы установил, как с помощью препаратов и электроники вытянуть из Темулака правдивые показания, а пока не имелось даже достаточной информации об этом виде существ. Так что ему придется полагаться только на определенные, широко применяемые, если не универсальные, законы психологии. По его указаниям в боковой комнатушке поставили удобную койку. Он раздел Темулака и привязал его к кровати накрепко, но мягкими веревками, чтобы не повредить кожу. Пленник зашевелился. Когда Флэндри закончил работу, Темулак, накрепко привязанный к койке, лежал, открыв глаза и скаля белые зубы, а из его глотки слышалось глухое рычание.

— Получше стало? — сладким голосом спросил человек.

— Еще лучше будет, когда мы выволочем тебя на улицу, — ардазирец говорил на англике с сильным акцентом, но бегло, и в голосе звучали стальные нотки надменности.

— Дрожь берет. — Флэндри прикурил сигарету. — Так вот, приятель, если ты соизволишь сейчас ответить на несколько вопросов, это избавит тебя от многих неприятностей. Я так полагаю, что, раз ты остался жив, у тебя из памяти стерты данные о координатах твоего родного светила, но у тебя есть ключик к разгадке. — Он в задумчивости выпустил дым колечками. — И, конечно же, есть и такое, что ты знаешь наверняка по самой своей должности. И самое разное, сердечный, а я, со своей стороны, страшно хочу все это узнать. — Он прищелкнул языком. — Только не пойми меня буквально. Если кому и будет страшно, так это тебе.

Темулак напрягся:

— Если ты думаешь, что я заплачу за свою жизнь предательством орбеха…

— Ясно дело.

Рыжая шерсть встала дыбом, Темулак прорычал:

— Нет такой боли, которая заставит меня сделать это. И я не верю, что ты разбираешься настолько хорошо в психофизиологии моего народа, чтобы полностью меня перепрограммировать.

— Нет, не разбираюсь, — признался Флэндри. — Пока еще не разбираюсь. Да и в любом случае у меня на это нет времени, а пытки такие изматывающие… И все равно они не дают никакой гарантии, что если ты заговоришь, то не будешь вилять. Нет, мой друг, ты сам очень скоро захочешь излиться мне. Как только тебе все осточертеет, просто позови меня, и я приду тебя выслушать.

Он кивнул доктору Рейнеке. Врач подкатил оборудование, позаимствованное по просьбе Флэндри из Центральной больницы Гарта. На голову Темулаку натянули капюшон, чтобы не мог ничего видеть, уши залепили воском, чтобы не мог ничего слышать, в нос вставили затычки, одна установка внутривенно подавала питание, а другая удаляла шлаки. И ушли, оставив его лежать неподвижно в полнейшей темноте, чуть ли не замогильной, если бы не мягкое прикосновение пут и постели. Никаких ощущений извне. Боли никакой, никакой постоянно давящей боли, но мозг не может жить в такой изоляции. Когда не с чем сопоставить, он быстро теряет всякое ощущение времени, и час кажется днем, потом неделей, а то и годом. Пропадает ощущение пространства и вещественной действительности. Приходят галлюцинации, и воля сдает. Особенно это действенно, когда жертва находится среди врагов, в любой момент ожидая удара хлыстом или ножом, которые в его собственной кровожадной культуре непременно были бы пущены в ход.

Флэндри закрыл за собой дверь.

— Следите за ним, — сказал он. — Как запросит пощады, дайте мне знать. — Он снял с себя куртку. — Найдется что-нибудь сухое?

Юдифь оценивающе посмотрела на его торс.

— Я-то думала, что все терране хлипкие, сэр Доминик, — промурлыкала она. — Но и тут я ошиблась.

Он окинул ее взглядом.

— А вы, моя дорогая, во всей полноте подтверждаете, что к виксенитам это вообще не относится, — устремил он на нее платонический взор.

Она взяла его под руку:

— А что вы собираетесь делать дальше?

— Разобраться, что к чему. Приглядеться. Устроить из этой партизанщины что-то дельное. Много чему вас надо научить. Вот, скажем, когда нет других развлечений, можно на полдня остановить работу военного завода анонимным звонком о том, что на заводе установлена бомба и лучше всего эвакуировать всех работников. Да и вообще всю планету надо сорганизовать. Не знаю, сколько дней мне на это отпущено, но работы здесь хватит на целый год. — Флэндри сладко потянулся. — А если о том, что делать прямо сейчас, то мне хочется попить того, о чем я уже говорил.

— Прошу, сэр, — Брайс протянул ему бутыль. Юдифь бросила на него сердитый взгляд.

— А кроме этого пойла тебе нечего предложить капитану? — вскричала она, ее волосы сверкнули желтым пламенем, улетая за спину, и она снова улыбнулась Флэндри. — Я знаю, вы решите, что я ужасная нахалка, но у меня дома есть две бутылки настоящего бургундского. Всего несколько кварталов отсюда, и я знаю, как совершенно безопасно дойти.

«Ух ты!» — Флэндри мысленно облизнулся в предвкушении и сказал:

— С большой охотой.