Вышедшая к нему женщина была на его взгляд красива, а на человеческий взгляд — соблазнительна. Среднего роста, с полными бедрами, но изящная, с несколько маленькой грудью, она двигалась так же грациозно, как он сам. Короткое белое платье обнажало сверкающе-оливковую безупречную кожу. С округлой головы стекали на плечи светло-каштановые пышные волосы. Высокие скулы, прямой нос, твердый подбородок, тонко вырезанные губы и брови дугой над золотисто-карими глазами, величина которых не скрадывалась складкой век, делали ее красавицей.
— Приветствую тебя, Минерва Захари! — произнес Таргови. Она улыбнулась:
— Минерва отслужила свой срок и отправилась домой, — голос был певучим контральто. — Меня зовут Пеле. Кто вы, что знаете ее?
— Прошу вашего прощения, донна.
— Поскольку даже представители нашей расы часто не могут нас различить, я вряд ли могу быть к вам в претензии.
Захарийцы всегда вежливы настолько, насколько требует случай — по их мнению.
Приглядевшись, Таргови заметил различие. Тонкие черты лица показывали, что Пеле заметно старше Минервы. Люди их породы старели медленно, но бессмертными не были. Она говорила с легким акцентом, заставляющим предположить, что у нее в доме в детстве англик не был основным языком — у островитян в повседневном быту использовались несколько других языков. И ходила она не в точности так, как ее предшественница.
— Ваше имя, прошу вас? — скорее потребовала она, нежели спросила.
— Таргови — с Имхотепа, что очевидно. Я — торговец, который уже много лет мотается между своей планетой и этой. На Дедале я часто ездил вдоль Разбойничьей реки. Меня тут отлично знают.
Пеле посмотрела на Таргови оценивающим взглядом. Он явно пришел не заказывать ее дорогие товары.
— Мне не нужны безделушки.
— Мы могли бы поговорить наедине? Я уверен, что миледи это будет интересно.
— Ладно, — она пожала плечами и провела его внутрь. Передняя часть дома была офисом, задняя, отделенная от нее, — резиденцией. Те гости, которых факторы считали нужным занимать, говорили, что комнаты в ней — те, которые гости видели, — были слишком уж убраны и украшены, хотя все было самое лучшее, и все красиво — в своем роде. В комнате, куда провели Таргови, мебель была обычной, хотя и регулируемой для удобства. Коммерческое оборудование не бросалось в глаза, но было первоклассным — давало возможность одному оператору управлять всем. Немногочисленные картины были заменены — Пеле предпочитала ландшафты чужих планет более обычным сценам, которые выбирала Минерва. Музыкальный фон стал теперь сложным, атональным, почти недоступным восприятию тигранина. Не менялись ли вкусы захарийцев с возрастом?
— Прошу сесть, — предложила Пеле. Они сели на повернутые друг к другу кресла на синем ковре с богатой текстурой. — Каково ваше поручение?
Он мало знал эту породу. Знакомство с Минервой было поверхностным, инициировано ею, когда он ее заинтересовал, и не длилось долго. Других захарийцев он видал только случайно, в основном в Аурейе. Они никогда не покидали свой остров помногу сразу, если только не летели космическим рейсом не из своего космопорта. Они были обществом отшельников. Это не было результатом секретности, не требовалось правительством или что-то в этом духе. Они просто мало общались с внешним миром и не принимали никого, кроме нескольких специально допущенных гостей. Ни одного журналиста среди таковых не бывало. Возвращавшиеся свободно рассказывали о виденных там уникальных вещах, двое или трое написали книги об этом острове. Но ничего больше. Как будто каждое захарийское лицо было улыбающейся маской.
И все же Таргови мог заметить, что Пеле ждет, когда он перейдет к делу.
— Я пришел к вам, донна, более от лица своих двух друзей, чем от своего собственного, — начал он. — Не будет оскорблением для вас сказать, что у меня в этом деле нет личного интереса. Мое положение ненадежно. Я приземлился в Аурейе как раз тогда, когда сэр Олаф Магнуссон провозгласил свою… гм… декларацию. Гражданское космическое сообщение было запрещено без специального разрешения, которое пока что мне не светило. Привезя с собой пассажиров — тех двоих, о которых я говорил, — вместо товаров, я не имею ничего, чем торговать для удовлетворения жизненных потребностей, и в кошельке у меня осталось немного. Женщина нахмурилась:
— У нас не благотворительная организация, и работы у нас тоже нет.
Таргови изобразил человеческую улыбку, не разжимая губ, поскольку клыки хищника могли создать неверное впечатление.
— Я не прошу об одолжениях, донна, — сказал он любезно. — Я и так у вас в долгу, — он коснулся оксигилла, поднимающегося над его плечами. — Ведь этот предмет, позволяющий мне дышать, сделан на Захарии?
Лесть пропала зря.
— Вы за него заплатили, или кто-то заплатил вместо вас. Я слыхала, что вашему виду свойственна физическая сила. Постарайтесь устроиться грузчиком, матросом, поденным рабочим или кем-то вроде этого. В большинстве лесных общин не хватает механизации.