Миры Пола Андерсона. Том 19

Киви содрогнулся. Взглянул на Джудит, отвел глаза — и снова посмотрел на нее.

— Вы знаете, что я не могу этого допустить, — сказал он. — Хорошо, мы займемся спасением «Рейнджера». А теперь, пожалуйста, оставьте меня одного.

ЖЕРНОВА БОГОВ

Глава 1

— Вонючка! Вонючка! Вонючка!

— Дуй назад, понял? Назад давай, говорю. От тебя воняет!

— Да-а, воняет от него будь здоров. Его выращивали в навозном баке, вот где его выращивали! В старом навозном баке!

— Эй, Дэнни, это не твоя сестричка? Вон та корова, видишь? Это же твоя родная сестра! Верно, Дэнни?

Ян Свобода треснул ладонью по контрольной панели.

— Хватит! — крикнул он. — Успокойтесь и садитесь по местам!

— Пускай Дэнни-вонючка идет назад! — сказал Пат О'Малли. — Я не желаю, чтоб рядом со мной сидели всякие животные, выращенные в баках.

— Вонючка! — крикнул Фрэрк де Смет и толкнул однокашника.

Дэнни Коффин приземлился в проходе на четыре точки. Фрэнк с Патом вскочили со своих сидений и принялись его мутузить.

— Хватит, я сказал! — Свобода так хватанул по панели, что она затрещала. — Сейчас надаю кое-кому по заднице!

Он привстал и обернулся. Малышня притихла, рассаживаясь по местам. Школьный аэробус колонисты водили по очереди, и Свобода очень быстро приобрел репутацию грозного дяди. Хотя его поведение было всего лишь самозащитой. Ребятишки не были по-настоящему испорченными — просто он возил их из школы, где они вкалывали без продыха, до дома, где им предстояло вкалывать еще усерднее. Конечно, им нужно когда-то выпустить пары, однако Свобода предпочитал, чтобы они этого не делали, пока старая развалюха болтается в воздухе.

— Какие вы злюки! Зачем вы дразните бедняжку Дэнни? — протянула Мэри Локабер — сплошь длинные золотистые кудряшки и накрахмаленная блузочка. — Он же не виноват, что вырос в баке.

— Ты тоже не очень-то задавайся! — откликнулся Свобода. — Ты сама выросла в баке. Правда, баком тебе послужила матка, а не экзогенный аппарат. На днях твои родители, кстати, усыновят экзогенного ребеночка, и он будет ничем не хуже тебя. — Свобода подумал и добавил: — Разве что несчастнее. О'кей, пристегните ремни.

Паренек, над которым измывались одноклассники, шмыгнул носом, утер его и уселся рядом с Фрэнком де Сметом. Дэнни Коффин был крепко сбитый мальчуган с плоским лицом и прямыми черными волосами: сказывалась восточная примесь в хромосомах. С начала школьных занятий он ходил как в воду опущенный и даже не пытался дать сдачи, когда его били, а лишь увертывался от ударов.

Надо поговорить о нем с Сабуро, подумал Свобода. Хираяма, деловой партнер Свободы, обучал в свободное время старшеклассников приемам дзюдо. Парочка хороших ударов позволит этому затурканному мальчишке завоевать уважение

… Хотя, с другой стороны, стоит ли? С нашей гравитацией, на четверть больше земной, такими вещами шутить не следует. Он поежился, вспомнив недавний несчастный случай — человека, упавшего с крыши. Ребра у него вдавились в легкие, а таз раздробило всмятку. На Земле он скорее всего отделался бы сломанной ногой.

Свобода дернул за рычаг. Несущие винты взвихрили воздух. Аэробус грузно поднимался ввысь, пока школа, видимая в окошки, не превратилась в квадратик крытых дерном крыш с пыльным двориком посередине. Вместе с ней уменьшились и бревенчатые дома поселка Анкер, а затем и вовсе слились в небольшое пятнышко в обрамлении трех блестящих нитей. Ибо здесь две речки, Быстрая и Туманная, сбегавшие с запада, с отрогов Кентавровых гор, сливались в Императорскую реку. Пейзаж внизу был зеленый, с металлическим голубым отливом. По берегам тянулись темные массивы лесов, прореженные светлыми проплешинами полей, где боролась за жизнь посеянная фермерами кукуруза и рожь. К северу лесные чащобы сгущались; на юге вздымались горы — все более крутые и скалистые, до самой Геркулесовой гряды, окаймлявшей горизонт.

Приближаясь к осеннему равноденствию, Рустам делил свой 62-часовой период обращения почти поровну между днем и ночью. Солнце стояло, клонясь к закату, над Кентавровыми горами, обагряя снежные вершины и покрывая склоны непроглядной мглой. По земле тянулись гигантские тени. Оно было чересчур большое, это солнце, слишком яркое и слишком красное; оно ползло слишком медленно по слишком бледному голубому небу.

По крайней мере так считали колонисты, выросшие на Земле. Новое поколение, вроде первоклашек в аэробусе Свободы, находило и солнце и небо вполне нормальными. Для них Земля была не более чем словом, уроком истории, звездой, которую родители называли Солнцем. После семнадцати лет, проведенных на Рустаме — да нет, черт возьми, десяти земных лет! — Свобода чувствовал, что его память о материнской планете начинает тускнеть.

— Ну, погоди, училкин любимчик! Разнюнился, разорался, сопли распустил! Погоди, завтра я до тебя доберусь!

— Прекрати, Фрэнк! — прикрикнул Свобода.