Коффин сжал челюсти. Воцарилось молчание; только ветер свистел и подвывал, да лопотали веселые ручейки. Наконец бывшему космолетчику удалось совладать с собой, и он спросил ровным тоном:
— Почему? Ведь чем больше в экспедиции людей, в особенности искусных скалолазов, тем больше надежда на успех.
— Да. Но Сабуро также отец семейства. И если я погибну, он продолжит работу в шахте и таким образом обеспечит доход и моим близким.
— Ваши близкие могли бы сами устроиться куда-нибудь. Рабочие руки у нас нарасхват.
— Я не хочу, чтобы Джудит работала. И дети тоже, пока не подрастут.
— Иначе говоря, вы предпочитаете сделать из них тунеядцев?
— Какого черта! — Свобода привстал. — Вы берете свои слова обратно, или я тут же ухожу домой!
— Никуда вы не уйдете! — прорычал Коффин.
— Еще как уйду!
— Вы с мэром Вулфом… Радуйтесь, что Господь не покарал вас за грехи еще суровее!
— Ты, пуританин хренов, так ты еще и подслушивал! А ну, вставай! Вставай, пока я не вышиб из тебя мозги!
Коффин помотал головой:
— Нет. Сейчас не время для драки.
Туман кружился и свивал водовороты. Чайник закипел. Коффин залил чай кипятком. Свобода стоял над ним, тяжело дыша.
Коффин медленно склонил голову. Краска стыда залила его щеки.
— Извините меня, — пробормотал он. — Я не хотел подслушивать, я случайно услышал. Это не мое дело. И мне ни в коем случае не следовало так говорить. Обещаю: впредь это не повторится.
Свобода закурил сигарету, присел и молчал до тех пор, пока не заварился чай и в руках у него не оказалась полная чашка. В конце концов, избегая смотреть на своего спутника, он сказал:
— О'кей, я согласен, сейчас не время ссориться. Но называть мою семью тунеядцами я все равно не позволю. Разве это тунеядство, если женщина — вдова, например, — ведет домашнее хозяйство и воспитывает детей? Разве школьник или студент — тунеядец?
— Нет, наверное, — ответил Коффин без особой убежденности.
— У нас с вами нечто вроде социального конфликта. — Свобода попытался улыбнуться, чтобы разрядить атмосферу. — Вы, фермеры, не любите нас, предпринимателей, потому что мы конкурируем с вами за обладание техникой, которой все еще не хватает. Но под внешним конфликтом подспудно зреет другой, более глубокий. Думаю, это неизбежно. Люди научного склада в основном тяготеют к деятельности, не связанной с сельским хозяйством. Они несколько прагматичнее фермеров и, я бы сказал, гедонистичнее. Мне частенько приходилось слышать ворчание фермеров по поводу того, что Верхняя Америка превращается в новую механизированную и пролетаризованную Землю.
— Это одна из причин, почему я выбрал фермерство, несмотря на свою прежнюю профессию, — признал Коффин.
Свобода уставился в клубящуюся мглу.
— Нам не о чем беспокоиться, по крайней мере в ближайшие столетия, — сказал он. — В нашем распоряжении целая необжитая планета.
— В том-то и дело, что не целая, — возразил Коффин, — а всего лишь несколько плоскогорий, к тому же в основном бесплодных. Мы заселим их за несколько поколений. А дальше что? Нужно заранее думать о будущем. Надо целенаправленно создавать свою культуру, чтобы она не угодила в ту западню, в какую попала Земля.
— Да, я слыхал подобные рассуждения. Хотя я лично не представляю себе, как вы сможете направлять развитие культуры по строго определенным рельсам, не потеряв при этом свободы, ради которой мы сюда заявились.
— Может быть, вы и правы. Хотя, на мой взгляд, вы сильно переоцениваете значение свободы… Впрочем, я ведь никогда не был конституционалистом. Но я твердо убежден, что никакая свобода немыслима без свободного пространства. Как может человек стать личностью, если ему негде пообщаться с Господом наедине? А в Верхней Америке через столетие-другое яблоку некуда будет упасть.
— Когда-нибудь появятся люди, способные жить на уровне моря. Природа позаботится о том, чтобы вывести такую породу.
— Лет через тысячу? И что это даст? От вашего либертарианизма и моего индивидуализма (а они не тождественны) к тому времени давно и следа не останется. — Коффин тоже вперил взгляд в зыбкую белую пелену. — И все-таки интересно: что там, под облаками, скрывается?
— Это всем интересно.
— Э-э… Мне кажется, вы как-то упомянули о том, что в облачном слое есть свои формы жизни. — Коффин явно стремился увести беседу в отвлеченное русло.
Свобода ничего не имел против.