— Мне жаль, Мартин, очень жаль. Я люблю тебя, и ты оказал Империи такую услугу, которую она никогда не забудет. То, что я собираюсь с тобой сделать, — самое гнусное, что один человек может сделать с другим. Но я должен. Память об этой ночи будет терзать меня всю жизнь, но я должен поступить именно так.
Саундерс попытался шевельнуться, из его забитого кляпом рта вырвались невнятные звуки. Варгор покачал головой.
— Нет, Мартин, я не могу рисковать, дав тебе шанс крикнуть. Если уж мне приходится совершать зло, я сделаю его без ошибок.
Видишь ли, я люблю Таури. Я полюбил ее с Самой первой нашей встречи, когда вернулся ко двору ее отца во главе боевого флота и ее серые глаза впервые засияли для меня. Любовь моя настолько сильна, что доставляет мне боль. Разлуки с ней я не перенесу и ради Таури готов перевернуть всю Вселенную. И я видел, что она тоже начинает любить меня.
Застав вас сегодня вечером на балконе, я понял, что проиграл. Но я не могу сдаться! Наш род завоевал ради мечты Галактику, Мартин, и я буду бороться, пока жив. Сражаться любыми средствами за то, что любишь и ценишь, но сражаться!
Варгор сделал протестующий жест.
— Я не стремлюсь к власти, Мартин, поверь мне. Роль супруга Императрицы нелегка, бесславна и тягостна для честолюбивого человека — но только так я смогу обладать ею, и да будет так. И я искренне полагаю, прав я или нет, что для нее и для Империи я лучше, чем ты. Ведь ты знаешь, что не принадлежишь по-настоящему нашему времени. У тебя нет ни нужных традиций, ни чувств, ни образования, ни даже биологического наследства последних пяти тысяч лет. Таури может любить тебя сейчас, но подумай о том, что станет с ее любовью через двадцать лет!
Варгор едва заметно улыбнулся.
— Конечно же, я рискую. Если ты найдешь способ перенестись в прошлое и вернешься сюда» для меня это обернется бесчестьем и изгнанием. Надежнее было бы убить тебя. Но я не законченный негодяй и даю тебе шанс. В худшем случае ты попадешь в ту эпоху, когда Вторая Империя достигнет пышного расцвета, в более счастливое время. И если найдешь способ вернуться… что ж, вспомни о том, что я тебе говорил насчет другой эпохи, и постарайся действовать благоразумно. Подумай о Таури, Мартин.
Он приподнял светошар, осветив тусклую внутренность машины.
— Итак, прощай» Мартин. Надеюсь» ты не возненавидишь меня. Пройдет несколько тысяч лет, прежде чем ты освободишься и остановишь машину. Я снабдил тебя оружием, припасами и всем прочим, что тебе сможет понадобиться. Но я уверен, что ты найдешь великое и миролюбивое общество и станешь счастливее, чем здесь.
Неожиданно в его голосе появилась странная нежность.
— Прощай, Мартин» товарищ мой. И… удачи тебе!
Он включил главный двигатель на прогрев и вышел. Захлопнулась дверь.
Саундерс начал яростно извиваться, мозг превратился в черный сгусток гнева. Мощный гул проектора достиг максимума, и машина отправилась в путь.
Пластиковые веревки впились ему в запястья. Привязанный к подпорке, он никак не мог дотянуться до выключателя. Саундерс нащупал онемевшими пальцами узел и вцепился в него ногтями… Машина взревела, набрав полную мощность, и швырнула его в необъятность времени.
Варгор связал его умело, и Саундерс потратил немало времени, выбираясь на свободу. Вскоре он перестал торопиться — ему было уже все равно. Он знал, что перенесся в будущее на много больше тысяч лет, чем способны зарегистрировать его приборы.
Он поднялся, выдрал изо рта кляп и равнодушно взглянул в иллюминатор на безликую серость. Стрелка указателя столетий уперлась в ограничитель. По грубым прикидкам он забрался в будущее примерно на десять тысяч лет.
Охваченный внезапной яростью, он ударил по выключателю.
Снаружи было темно. Он постоял секунду в нерешительности, — и тут заметил, что в кабину просачивается вода. Вода… он сейчас под водой… короткое замыкание! Он мгновенно послал машину вперед.
Вода из набравшейся лужицы оказалась соленой. В какое-то время из этих десяти тысяч лет, то ли по естественным, то ли по искусственным причинам, море покрыло равнину, на которой стоял Бронтофор.
Тысячу лет спустя он все еще был под водой. Две тысячи, три тысячи, десять…
Таури, Таури! Вот уже двадцать тысяч лет, как она обратилась в прах на какой-то далекой планете. Нет ни Белготая с его улыбкой, ни верного Хунды, и даже Мечтатель, должно быть, давно уже удалился в мир иной. Над мертвым Бронтофором катило валы море.
Охваченный одиночеством, Саундерс уткнул лицо в ладони и зарыдал.
Три миллиона лет океан скрывал Бронтофор, а Саундерс продолжал двигаться вперед.
Время от времени он останавливался. И всякий раз корпус машины стонал под тяжестью воды, которая просачивалась сквозь щели в дверях. Время от остановки до остановки он проводил в тоскливом одиночестве, рассчитывая примерное количество пролетевших веков по показаниям своих часов и средней скорости проектора. Точная дата его уже не волновала.