Миры Пола Андерсона. Том 4

Он был физиком, мечтавшим об открытиях. Но теория единого поля уже была построена, великое уравнение написано. Не желая покориться, он тешил себя надеждами. Он прекрасно понимал, что вряд ли какой-нибудь закон остался неизвестен, что уже ни один эксперимент не выдаст результата, не согласующегося с предсказанным теоретически. Однако абсолютная уверенность в абсолютном знании недостижима. И если он никогда не наткнется на некий фундаментальный феномен, то игра квантов должна таить в себе сюрпризы, которые оправдают его поиски.

Но компьютерная система совершенствовалась. Ни одна из его находок, сделанных посредством тончайшей и мощнейшей аппаратуры, не выходила за рамки теории. Все, что он мог открыть в своих лабораториях, было предсказано заранее, и притом в мельчайших деталях. Искания его науки подошли к концу.

Праздный гедонизм казался ему отвратительным, и он построил прибор, угасивший его тело и переписавший конфигурацию его сознания в систему.

Ты счастлив?

Твой вопрос лишен смысла. Я занят делом. Я участвую в работе, я един со свершениями. Я располагаю временем по собственному выбору. Ибо запланировать земную погоду на год вперед, внеся потребную меру хаоса, можно всего за час; день может уйти на расчет расширения Паутины или судьбы галактики, находящейся в десяти миллиардах световых лет отсюда, если о ней собрано достаточно данных; но каждый бит обрабатываемой информации — событие, и для меня эти часы стоят миллиона лет, а то и поболее. После я могу снизойти до черепашьего шага человеческой мысли и узнать, что произошло, пока я был преображен. Над этим я размышляю. Пища для размышлений скудная, но интересная. Врасти в дополнение системы, Флора, и тогда наконец познаешь истинное великолепие, — обещает тень.

От Филлис я знаю, что такая участь по душе немногим. Они остаются органическими существами, хоть и изменчивыми. Взаимообъединение — это удовольствие, просветление, вызов. Объединившись, мы понимаем такое, что не под силу понять поодиночке — друг о друге и о Вселенной. Мы забираем эти откровения с собой и переиначиваем их каждый на свой лад. Появляются новые искусства, ремесла, философии, радости, возникает нечто новое, для чего даже не существует названий. Так мы растем над собой и воплощаем себя.

Приблизься. Попытайся. Подчинись тому, что ты есть, чтобы познать себя.

Я сливаюсь с Филлис, с Фавном, с фантомом Нильса. Мы являем собой новую сущность, какой никогда прежде не существовало. Я раба, завоевавшая свободу, я же учительница и спортсменка, фотоскульптор и сибарит, математик-дилетант и настоящий спортсмен. Нам нужно много воссоединений, чтобы снять конфликты и стать единым существом…

Вихрь, кружение, мерный танец. С нами были и другие. Я отступаю и вливаюсь в единство вновь. Я служанка, вознесшаяся на подобие королевского трона, я же наделенный жабрами обитатель моря, профессиональный фантазер, искусственная личность, целиком созданная с помощью компьютера…

Они парят вместе, они утрачивают себя, разум-улей блистает и грохочет…

Нет!

Выпустите меня!.. И я бросаюсь в бегство по бесконечным коридорам, слыша перекатывающееся вокруг эхо. Воющий страх преследует меня по пятам. Это я гонюсь за собой.

Она снова была одна, не считая медицинского агрегата, надзиравшего за ней. Первое время она лишь дрожала. Дыхание рвалось в ее груди режущей болью. Разило потом.

Ужас угас. Чувство ошеломительной утраты, последовавшее за ним, было острее и длилось дольше. И лишь когда ушло и оно, она нашла в себе силы расплакаться.

Простите меня, Филлис, Фавн, Нильс, все-все, взывала она к пустоте комнаты. Вы желали мне лишь добра. Я хотела стать своей. Хотела найти смысл своего бытия в вашем мире. Не могу. Для меня стать той, кем я должна быть, — значит разрушить все, что я есть, все столетия и людей, забытых всеми, кроме меня, и сформировавшую меня тайную дружбу. Я родилась чересчур рано для вас. Мне уже поздно меняться. Поймете ли вы, простите ли?

9

Они встретились во плоти. Изображениям не дано обняться. Судьба была благосклонна к ним — удалось снять гостевой домик в контрольном заповеднике озера Мапурика на Южном острове, который Ханно до сих пор мысленно называл Новой Зеландией.

Погода будто хотела поспорить очарованием с окрестностями. Они собрались вокруг стола для пикника. Ханно вспомнил такую же встречу в ином краю, давным-давно в прошлом. Здесь зеленый травяной ковер сбегал по пологому склону к спокойным водам озера, где отражались леса и снеговые вершины. По мере того как солнце поднималось по небосклону, ароматы зелени усиливались. В вышине звенела птичья песнь.

Восьмерка собравшихся была спокойна под стать утренней природе. Вчерашние страсти отбушевали и улеглись. Сидевший во главе стола Ханно сказал:

— Пожалуй, мне и незачем говорить. Похоже, мы прекрасно сходимся во мнениях. И все равно будет мудрее спокойно обсудить все заранее, прежде чем принять окончательное решение.