Миры Пола Андерсона. Том 7

Земля росла с каждой минутой. Им, привыкшим преодолевать за час световые годы, теперешняя скорость казалась черепашьей — она не превышала нескольких сот миль в секунду. Однако совершать точные маневры на больших скоростях они пока не умели, подобные задачи были бы по плечу только новому кораблю. При невиданных темпах технического прогресса, ставших возможными в последнее время, следующий корабль мог стать подлинным чудом, воплощенным совершенством. Инженерное дело вот-вот должно было достигнуть пределов, поставленных самой природой. После этого человеческий разум мог устремиться на освоение каких-то иных сфер. Коринф едва ли не с нежностью посмотрел на растущую голубую планету. Ave atque vale![12]

Серп Земли превратился в затянутый облаками светлый диск. Они вылетали на дневную сторону. Вскоре стал слышен свист рассекаемого воздуха. Они пролетели над залитым лунным светом Тихим океаном и оказались над Сьерра-Невадой. Под ними лежала Америка — зеленая, огромная и прекрасная. Только что под ними промелькнула серебристая нить Миссисипи, и вот уже над морем показались небоскребы Манхэттена.

Сердце Коринфа было готово выскочить из груди. «Успокойся, — сказал он самому себе. — Успокойся и жди… Теперь спешить некуда…» Он повел корабль к взлетной площадке, находившейся в Брукхейвене, и увидел внизу сверкающий шпиль. Значит, они уже приступили к постройке нового звездолета.

Корабль дернулся. Они были уже на Земле. Льюис щелкнул тумблером, отключив двигатели звездолета. Через мгновение они замолкли, и от этого у Коринфа зазвенело в ушах — он так привык к постоянному гулу работающих двигателей, что для него они стали неотъемлемой частью реальности.

— Идем!

Льюис не успел подняться на ноги, как Коринф уже начал возиться с хитроумным запором шлюзовой камеры. Сначала в сторону отошла внутренняя дверь, затем — внешняя. Воздух запах морем.

«Шейла! Где Шейла?» Он стремительно съехал на люльке вниз, сошел на землю, оступился и упал, но тут же снова был на ногах. Корпус стоявшей за ним ракеты был покрыт трещинами, раковинами и странными кристаллическими наростами.

К нему подошел Феликс Мандельбаум. Он выглядел постаревшим и очень усталым. Мандельбаум молча взял Коринфа за руки.

— Где Шейла? — прошептал Коринф. — Где она? Мандельбаум покачал головой. Теперь вниз стал спускаться и Льюис, он делал это куда осторожнее. Россман направился к нему, стараясь при этом не смотреть на Коринфа. За ним шли другие встречающие — все это были сотрудники Брукхейвенской лаборатории.

Коринф почувствовал, как к его горлу подкатил ком.

— Она что — умерла? — спросил он тихо.

Ветерок что-то нашептывал ему на ухо, играя с прядями его волос.

— Нет, — ответил Мандельбаум. — Сумасшедшей ее тоже не назовешь. Но… — Он тяжело вздохнул и покачал головой. — Нет, не могу…

Коринф замер.

— Ну! Ну говори же!!!

— Это случилось шесть недель тому назад, — продолжил Мандельбаум. — Я думаю, справиться с собой она уже была не в силах. Она смогла пробраться к установке для электрошоковой терапии.

Коринф кивнул.

— Она уничтожила собственный мозг, — закончил он за Мандельбаума.

— Нет. Не совсем так, хотя все могло кончиться и этим. — Мандельбаум взял физика под руку. — Можно сказать так: это та Шейла, которую ты знал прежде, еще до того, как Земля вышла из этого поля.

Свежий морской ветерок как ни в чем не бывало продолжал играть с Коринфом. Он был ни жив ни мертв.

— Идем, Пит, — сказал Мандельбаум. — Я тебя к ней отведу. Коринф покорно последовал за ним.

Психиатр Кирнс встретил их в Бельвью. Лицо его ничего не выражало, но было видно, что он ничего не стыдится и ни о чем не жалеет, впрочем, Коринф и не винил его. Человек, не располагавший сколь-нибудь достоверным знанием, поставил не на ту карту и ошибся — только и всего. Так уж устроен мир — с этим ничего не поделаешь.

— Она обманула меня, — сказал Кирнс. — Мне все время казалось, что ей становится лучше. Я и предположить не мог, что больной человек до такой степени может контролировать себя. И второе, — я недооценил степень ее страданий. Мы как-то приспособились к жизни с новым сознанием; что могут чувствовать при этом те, кому это не удалось, остается для нас тайной.

«Темные бьют крыла, а она совсем одна. Сгущается мгла, а она — она совсем одна…»

— Она сделала это в ненормальном состоянии? — спросил Коринф еле слышно.

— А что такое «нормальное состояние»? Возможно, она сделала именно то, что ей и следовало сделать. Стоило ли излечиваться, для того чтобы влачить подобное существование?

— И к чему же все это привело?

— Дров она наломала преизрядно… Помимо прочего, она с началом конвульсий сломала себе несколько костей. Если бы люди вернулись туда немного попозже, могло бы быть всякое. — Кирнс положил руку на плечо Коринфу. — Объем уничтоженной ткани ничтожен, но, должен признать, речь идет о самом чувствительном отделе мозга.

— Феликс говорил, что… ей стало лучше. Это правда?