Я взвыл, насмехаясь над людьми, высыпавшими из ближайших домов, и, прежде чем помчаться в поле, позволил им как следует разглядеть меня. Я бежал легко и не слишком быстро, чтобы они не потеряли меня из виду; я бросался из стороны в сторону, чтобы не дать им возможности прицелиться. Сарацины бежали за мной, спотыкаясь и вопя.
Конечно, они восприняли случившееся как обычную диверсионную вылазку. Теперь сарацины заменят пострадавшие пикеты, гарнизон насторожится… но ведь наверняка никто, кроме нескольких старших офицеров, не знает о существовании ифрита, и никому в голову не приходит, что мы могли раздобыть такие сведения. А значит, у них нет особых причин беспокоиться и они не подозревают о наших подлинных планах. Так что,
Что-то внезапно пронеслось над моей головой… Один из их чертовых ковров. Он спикировал на меня, как коршун, и ружья выплюнули огонь. Я бросился к ближайшей купе деревьев.
Еще несколько мгновений, и я укроюсь в роще…
Но у меня не оказалось этих мгновений. Я услышал за спиной тяжелый топот, уловил едкий запах… Тигр-оборотень несся следом за мной.
На мгновение я вспомнил своего проводника по Аляске. Он тоже был оборотнем — белым медведем. Если бы он мог очутиться здесь!.. Я развернулся навстречу тигру.
Это был очень крупный тигр и весил по меньшей мере пятьсот фунтов. Глаза его пылали, как раскаленные угли, огромные клыки сверкали… он взмахнул лапой такой величины, что она могла бы переломить мою спину, как сухую былинку. Я налетел на него, рванул зубами и отскочил назад, прежде чем он успел меня ударить.
Краем уха я слышал, как сквозь кусты ломятся сарацины, ищущие нас. Тигр прыгнул. Я увернулся и помчался к зарослям. Может быть, мне удастся укрыться… Он яростно топал следом, громко рыча.
Между двумя гигантскими дубами я увидел щель, слишком узкую для тигра, и поспешил к ней. Но она оказалась слишком узкой и для меня. И меньше чем через секунду я застрял в ней — а тигр настиг меня. В моих глазах вспыхнули огни — и наступила тьма.
Глава 4
Я плыл в нигде и в никогда. Мое тело отделилось от меня — или я от него. Но как я мог думать о бесконечной и вечной тьме, и холоде, и пустоте, когда у меня не было чувств? Как мог я чувствовать отчаяние, если был лишь точкой в пространстве и времени?.. И даже меньше, чем точкой, а вокруг не было ничего — ничего, что можно любить, или ненавидеть, или бояться, или желать на пути неизвестно куда. Смерть была бы меньшим наказанием, потому что сейчас я был единственным, что вообще существовало.
И
Но через мгновение, или через квадрильон лет, или спустя и то и другое — я кое-что понял. Я был во власти Великого Солипсиста. Беспомощный и ничего не понимающий, я уловил его эгоизм — такой беспредельный, что он не оставлял даже маленького местечка для надежды. Я закружился в водовороте мыслей — таких непонятных, таких чужих, таких огромных для меня, что я словно окунулся в волны ледяного океана…
И так велика была сила злорадства в последних словах, что я внезапно освободился.
Глава 5
Я открыл глаза. Какое-то время меня не отпускал бесконечный ужас. Но меня спасла физическая боль, отогнавшая эти воспоминания куда-то вглубь, туда, где живут давние ночные кошмары. Лишь мелькнула мысль, что все это, наверное, было кратким безумием.