Миры Пола Андерсона. Том 8

— А теперь поговорим, — сказала Эрисса.

Ее суровость подействовала на Рида, как удар меча, — он вдруг понял, что на самом деле она не перепуганная жертва машины времени, не тоскующая по родному дому изгнанница, не пылкая и нежная любовница, которую он, как казалось, узнал до конца. Все это были лишь волны над морской глубиной. Она стала чужой той девочке, которая его помнила, — рабыня, вырвавшаяся на свободу, скиталица, сохранившая жизнь среди дикарей, хозяйка в доме, который сама создала, целительница, ворожея, жрица и пророчица. Внезапно его охватил благоговейный страх, словно ее троичная Богиня действительно спустилась сюда и воплотилась в ней.

— На что обречена Атлантида? — спросила она затем.

Рид нагнулся и налил себе вина, чтобы заглушить страх.

— Разве ты не помнишь? — пробормотал он.

— Конца не помню. Только месяцы до этого — твои и мои — на святом острове и в Кноссе. Они не забыты. Но я не стану говорить про то, что, как я знаю теперь, еще будет для тебя, каким было для меня. Это священно. А скажу вот что: я расспрашивала, какой сейчас год, и сложила годы, протекшие с тех пор, как нынешний минос воссел на престол, или со времени войны между Критом и Афинами. И я вычислила, что мы находимся в двадцати четырех годах до того дня, когда меня унесло с Родоса в Египет. Ты скоро покинешь это время, Данкен.

Красная кожа Олега посерела, Улдин замкнулся в прежней невозмутимости.

Рид отхлебнул едкого красного вина. Он не смотрел на Эриссу, а уставился на вершину Гиметта над деревьями.

— Что последнее ты помнишь ясно? — спросил он.

— Весной мы поехали в Кносс, мы, сестры по обряду. Я танцевала с быками. — Ее размеренный безразличный тон смягчился. — Потом появился ты, и мы… Но Тесей уже был там, и другие, кого я помню лишь очень смутно. Может быть, от счастья я ничего не замечала. И наше счастье все еще живет во мне… — Ее голос стал совсем тихим. — И будет жить, пока я жива, а тогда я возьму его с собой в дом Богини.

Вновь она преобразилась в вещунью на совете:

— Нам необходимо представить себе грядущее более ясно, чем позволяют мои туманные воспоминания о конце или рассказы о нем, которые я слышала позже. Что можешь рассказать ты?

Рид сжал чашу до боли в пальцах.

— Твоя Атлантида, — сказал он, — это вулканический остров примерно в шестидесяти милях к северу от Крита?

— Да. Мне кажется, название «Остров Столпа» ему дали из-за того, что над ним часто стоит столб дыма, вырывающийся из горы. Атлантида — это обитель ариадны, которая властвует над свершением обрядов и празднествами во всем царстве, как минос властвует над всеми человеческими делами.

Обитель ариадны? Так, значит, как и минос, это не имя, а титул? «Святейшая»?

— Я знаю, Атлантида сгинет в огне, пепле, буре и трясении земли, — сказала Эрисса.

— Значит, тебе известно все, что известно мне, или почти, — с горечью ответил Рид. — До моего века дошли лишь разрозненные обрывки. Для нас это случилось слишком давно.

Он прочел несколько научно-популярных книг о теориях и раскопках, которые начали вести серьезно только при его жизни. Несколько островков — Тира и совсем мелкие вокруг — Санторинская группа, примечательная лишь тем, что служит напоминанием о древнем вулканическом взрыве, перед которым бледнеет взрыв Кракатау. Однако в последнее время несколько ученых… — да, Ангелос Галанопулос и другие — выдвинули гипотезу… Если воссоздать праостров, то очертания его необыкновенно напомнят Атлантиду, какой ее описал Платон. Известно также, что под пеплом и лавой погребены древние стены. И город этот, возможно, сохранился даже лучше, чем Помпея — та его часть, которая уцелела в катастрофе.

Бесспорно, Платон стремился всего лишь придать занимательность своим диалогам «Тимей» и «Критий», расцветив их фантазией. Он ведь поместил свой погибший континент посреди океана — немыслимо большой и немыслимо далекий — для того чтобы вести войну с Афинами. Однако есть основания полагать, что он опирался на устные сказания, на те смутные отблески Минойской империи, которыми пронизана классическая легенда.

Предположим, приводимые им цифры неверны. По его утверждению, история эта дошла до него от Солона, который услышал ее от египетского жреца, объяснившего, что он опирается на записи, сделанные на другом, более раннем языке. При переводе с египетского на греческий ничего не стоит увеличить числа выше ста вдесятеро, а время, отсчитываемое в месяцах, превратить в такое же число лет.

Логика вынуждала Платона поместить его Атлантиду за Геркулесовыми Столпами. В Средиземном море для нее просто не хватило бы места. Но отнимите заведомо придуманные внутренние области. Уменьшите на один порядок площадь города — и очертания приобретут сходство с Санторинской группой. Замените годы на месяцы, и дата гибели Атлантиды окажется где-то между 1500 и 1300 годами до нашей эры.

А это включает 1400 год до нашей эры (плюс-минус несколько десятилетий) — год, каким археологи датируют разрушение Кносса и падение Талассократии.