Миры Пола Андерсона. Том 8

Когда они вышли на пляж, ветер обжег их холодом.

— Я знаю средство от этого, — сказала Эрисса и кинулась в его объятия. Они упали на одеяло. Она злокозненно засмеялась. — А! Ты думаешь о средстве посильнее?

— Я… я ничего не могу поделать. О боги, как ты красива!

Она сказала очень серьезно и доверчиво:

— Я твоя, когда захочешь, Данкен.

Он думал: «Мне сорок, а ей семнадцать. Я американец, она минойка. Я из Атомного века, она — из Бронзового. Я женат, у меня есть дети, а она девственница. Я старый дурак, а она весна, которой до нее в моей жизни не было никогда».

— Для тебя это будет плохо, ведь так? — едва сумел выговорить он.

— Но что лучше? — Она прижалась к нему.

— Нет, погоди. Не шути. Тебе ведь придется расплачиваться, так?

— Ну… пока я тут и танцую, то считаюсь посвященной Богу. Только мне все равно! Мне все равно!

— Но мне нет. Лучше оденемся.

Он думал: «Мы должны стараться уцелеть. До каких пор? Пока не узнаем, уцелеет ли ее страна. А потом, если уцелеет, останусь ли я тут? А если не уцелеет, увезу ли я ее с собой? Но сумею ли я? И имею ли право?»

Она надела юбку и тунику, и они снова сели на одеяло. Она прильнула к нему и принялась теребить его бороду.

— Ты же всегда печальный? Там внутри? Ведь правда? — спросила она.

— Мне кое-что известно о грядущем, — ответил он, не осмеливаясь говорить яснее. — И во мне живет боль.

— Бедный милый Бог! Нет, я верю, что ты Бог, пусть ты в этом не признаешься. — Неужели ты обречен переживать каждое горе дважды? Но почему не каждый счастливый час? Посмотри, небо синее, а вода зеленая, и песок напитан солнечным светом, и вот чаша вина… Нет, дай я поднесу ее к твоим губам. Я хочу, чтобы эта твоя рука обняла меня, а вот эта лежала вот тут…

Постройка корабля продвигалась, но ценой постоянных компромиссов — из-за предрассудков кефтиу и их потребностей, из-за ограниченных возможностей технологии их века, из-за того, что о некоторых аспектах гидродинамики Рид, как он убеждался на опыте, имел лишь самое слабое представление. В результате галера оказалась меньше размерами, не такой маневренной, а главное, не столько разительным анахронизмом, как он надеялся.

Тем не менее ему было чем гордиться. Длина около восьмидесяти футов, узкий корпус с килем из огромного выдолбленного бревна в основании. Приподнятая палуба с планширями, под которой располагались скамьи гребцов. Заостренный таран находился на ватерлинии, был обшит бронзой и укреплен тяжелыми брусьями. Двадцать весел по каждому борту разделялись шверцами, которые оказались более практичными, чем шверты или фальшкили. Для управления служил настоящий румпель. Две мачты с косыми парусами. Мачты были невысокие — так настоял Сарпедон и, возможно, вполне разумно, учитывая низкие борта, малый балласт и удары тараном в бою. Рид использовал гафели, чтобы увеличить площадь парусов — и кливера, и спинакера. Однако минойская ткань, неплотная, растягивающаяся, обвисающая, легко пропитывалась водой и не могла дать такого эффекта, как парусина или дакрон.

В результате ему самому пришлось учиться управлять своим детищем, пока он обучал этому свою команду. Но вскоре они уже выходили в учебные плавания каждый день, если позволяла погода. Команда состояла из тридцати сильных веселых юношей от семнадцати до двадцати с небольшим лет, влюбленных в эту новинку, твердо решивших научиться управлять своим кораблем так, чтобы выписывать петли вокруг посудин старых хрычей, которые ворчат на дурацкую заморскую выдумку. Теперь, когда они уже не нуждались в его наставлениях, Рид часто оставался на берегу с Эриссой. Их общее время истекало с неумолимой быстротой, к тому же один из его моряков, стройный юноша из благородной семьи, который глаз не мог оторвать от Эриссы, носил имя Дагон.

Однако в день заключительного испытания она взошла на борт вместе с Ридом. Предстояло проверить таран, после чего корабль мог быть освящен. Правитель предоставил им старую посудину, которую владелец продал, так сказать, на слом, сочтя невыгодным платить за починку, которую затем произвел Сарпедон. Выйти на корабле-цели в залив согласилась команда из завистливых юнцов и старых моряков-скептиков, которые решили посрамить глупых новаторов. Оба судна сопровождали лодки, готовясь подбирать тех, кто окажется в воде.

Погода была ясной, дул крепкий бриз, и белые барашки бежали и бежали мимо горы Столпа, над которой теперь почти все время стоял столб дыма, раздираемый на клочья веселым ветром. В небе тянулась стая аистов, возвращавшихся из Египта в родные северные края как вестники весны. Галера неслась, кренясь на волнах. Борта ее были ярко расписаны алыми и синими полосами, на парусах были вышиты дельфины. Шипела пена, поскрипывал корпус, пели снасти.

Эрисса, стоявшая рядом с Ридом на палубе у носа, захлопала в ладоши. Ветер развевал ее волосы, прижимал юбку к бедрам.

— Ой, посмотри! — вскричала она.

Галера как раз завершила поворот под перестук гиков, гафелей и блоков, описав полукруг перед носом старого корабля, который полз на веслах, поскольку ветер не задувал ему прямо в корму.