Миры Пола Андерсона. Том 8

Тем более что угроза не была заметна сразу, а назревала постепенно. Сначала лишь немногие пытались предостеречь общество. Они указывали, что иоанниты заняли ключевые посты в политике многих стран, и эти страны стали проявлять к нам откровенную неприязнь; однако вопреки этому иоанниты приобретали все больше сторонников в Соединенных Штатах. Но мы не прислушались к их словам. Мы были слишком заняты послевоенным строительством, своей личной жизнью. И считали тех, кто пытался поднять шум, реакционерами и потенциальными тиранами (ну, кое-кто из них, наверное, и вправду был таким). Да, говорили мы, возможно, идеи иоаннитской церкви и безумны слегка, но разве первая поправка к Конституции не гарантирует свободу вероисповедания? Возможно, из-за иоаннитов Петрова церковь и испытывает какие-то трудности — но разве это не ее собственные проблемы? Да и вообще, в наш век науки рассуждать о коварной, неуловимой опасности, исходящей от философско-религиозной системы… системы, утверждающей свое миролюбие, пожалуй, даже энергичнее, чем квакеры, ставящие любовь к ближнему превыше всего… ну, наше материалистическое, светское общество, пожалуй, лишь выигрывает, соприкоснувшись с идеями иоаннитов.

Таким образом, влияние иоаннитов разрасталось. А потом началась фаза активных действий; и почему-то мирные демонстрации все чаще и чаще превращались в общественные беспорядки, и все больше и больше случалось скандалов, и все выглядело более и более бессмысленным, и студенческие волнения парализовывали одно учебное заведение за другим, и вполне умные люди один за другим повторяли, что пора нарушить безнадежно прогнивший порядок вещей, а на развалинах построить рай любви… а большинство из нас — то вечное большинство, которое хочет лишь, чтобы его оставили в покое и дали растить свой собственный сад, — просто гадали, что происходит и не развалится ли наша страна в одночасье.

Но это ведь случилось совсем не в одночасье.

Глава 20

В этот июньский день я рано вернулся домой. Улица наша была тихой и спокойной; на ней росли старые огромные вязы; дома, окруженные газонами и лужайками, грелись на солнце. Мне навстречу попались несколько местных леди, везущих корзинки с покупками в багажниках своих метел и одного-двух наследников на детских сиденьях. Наш район был популярен среди молодых супружеских пар, делающих карьеру. Здесь жили в основном деловые люди с прехорошенькими женами, в теплую погоду одевавшимися более чем легко. Но вид дам ничуть не улучшил моего настроения.

Я летел домой, преисполненный гнева. Однако все на нашей улочке выглядело так мирно… Вот уже показалась крыша моего дома. Там меня ждали Джинни и Вэл. А мы с Барни разработали план, который должен был уже сегодня вечером помочь нам разобраться с нашими проблемами. Перспектива действия взбодрила меня. Да и в конце концов, я был дома!

Я влетел прямиком в открытый гараж, спешился и повесил свой «шевви» рядом с «фольксбесеном» Джинни. Когда я вышел из гаража и направился ко входной двери, нечто вроде пушечного ядра пронеслось в воздухе и врезалось в меня.

— Папуля! Папуля!

Я крепко обнял свою наследницу, расцеловав золотистые кудри и огромные голубые глаза. На Вэл был надет ее херувимский костюмчик, и мне пришлось быть осторожным, чтобы не помять крылышки. Но ведь малышке позволялось летать лишь на длинной привязи и под присмотром Джинни… какого же черта она оказалась одна?

Ох! Из-за угла дома вылетел на венике Свартальф. Он выгнул спину, распушил хвост и ругался от всей души. Очевидно, Джинни оставила его надзирать за девочкой. Свартальф обычно неплохо справлялся с этим делом… но Вэл увидела папу.

— Ну, хватит! — со смехом сказал я. — Довольно. Идем-ка поругаем маму.

— Поедем верхом на свинке?

К прошлому дню рождения Вэл я решил сделать ей особенный подарок и не пожалел денег на дорогие чары… Девочке очень нравится играть со мной, когда я оборачиваюсь волком, думал я, — ну а что она скажет о свинке, большущей, толстой и расписанной цветочками, — разве не забавно будет кататься на ней?.. Наше местное общество до сих пор обсуждало мою выходку.

— Нет, милая, — сказал я. — Ты нашалила, и силы воздуха должны тебя наказать.

Я схватил ее за лодыжки и, пока она брыкалась и визжала, пропел:

Взлетел птенец — вверх, вверх,
А потом упал — вниз, брык!..

Мы вошли в гостиную, и тут же появилась Джинни, оставив за собой открытой дверь в кухню. Я понял, почему Вэл осталась под присмотром Свартальфа в часы полета, — Джинни занималась стиркой. За три года у нас накопилось немало одежды, но мы не могли позволить себе покупку самостирающихся вещей. Поэтому Джинни приходилось оживлять каждый предмет по отдельности и следить, чтобы они не позавязывались узлами или не натворили еще чего-либо, пока полощутся в мыльной воде, выжимаются и маршируют взад-вперед, чтобы просушиться. И, уж конечно, подобный парад представлял слишком сильный соблазн для ребенка, и Джинни пришлось оставить девочку с котом.