Миры Пола Андерсона. Том 8

Как объяснить все это? Представьте, что вы — Флатландер, мифическое существо (если вообще какое-то существо можно назвать мифическим), и вы находитесь в мире двух измерений, всего двух. Вы живете в поверхности. Да, именно в ней. Если эта поверхность плоская, то ее геометрия повинуется эвклидовым законам, которые мы учили в школе: параллельные не пересекаются, кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия, сумма углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам, и так далее. Ну а теперь вообразите, что некий трехмерный гигант выдернул вас оттуда и запихнул в поверхность совершенно иных очертаний. Например, это может быть сфера. Вы сразу обнаружите, что пространство вокруг вас изменилось до неузнаваемости. В сфере вам придется использовать такие термины, как параллели и меридианы, что означает — они имеют ограниченную длину; от одной точки к другой вам придется добираться по кругу; сумма углов будет меняться, но всегда окажется больше ста восьмидесяти градусов… Вполне можно сойти с ума. Ну а если это будет конус, гиперболоид, лента Мёбиуса или вообще неизвестно что?..

Ну а теперь представьте планету, состоящую из воды, которую к тому же постоянно будоражат штормы и которую вообще не сдерживают обычные законы физики. В любой точке поверхность может иметь любую форму, которая к тому же ни мгновение не остается неизменной. Добавьте к двум измерениям третье, расширьте их до четырех, включив сюда временную ось, а может, и не одну — подобное допускают некоторые философии; еще прибавьте гиперпространство, в котором действуют параестественные силы; отдайте все это во власть хаоса и ненависти… и вы получите отдаленное представление о пространстве ада.

И в какой-то момент мы попали в дивергентную точку — в точку раздвоения, и Джинни пролетела по одну сторону этой точки, а я — по другую, и наши пути разошлись, следуя линиям пространства. Моя попытка догнать Джинни была более чем бесполезной; я лишь натянул линии пространства, как тетиву лука. И в результате попал в гигантскую пространственную складку, в которой вполне мог бы блуждать до скончания века.

Ни один смертный не сумел бы вырваться из этой ловушки. Но Больяй уже не был смертным. К его гениальности добавились знания и мастерство, обретенные за более чем век свободы от милого нам, но ограничивающего нас тела. А тело Свартальфа из ловушки превратилось в инструмент, к тому же его тесная взаимосвязь с Джинни дала математику возможность использовать еще и ресурсы ведьмы. Больяй мгновенно осмотрел местность, мысленно составил и решил уравнения, описывающие ее, вычислил все ее свойства, разобрался, какие очертания она может принять в будущем… и все это он проделал за доли секунды. И помчался сквозь бурно изменяющееся пространство.

Он победил. И он запел песнь черного кота, насладившегося блудом и дракой. Мы перевалили через горы и помчались к нашей цели.

Это был непростой полет. Мы должны были сохранять предельное внимание и быть готовыми к ежесекундному изменению пространства. Мы нередко делали ошибки, которые могли довести нас до беды. Я утратил контакт с Джинни и снова чуть не заблудился; в какой-то момент уклон пространства чуть не заставил нас столкнуться; то нас вынуждала кружиться искаженная гравитация; то мы врезались в складку пространства, не сумев вовремя свернуть… ну, все я просто не могу перечислить. Да я и не замечал многого, поскольку был слишком занят управлением.

И все же мы двигались куда быстрее, чем рассчитывали, — потому что Больяй вычислил, как перескакивать через изгибы времени. Оглушительный грохот и омерзительные зрелища стали мешать нам меньше, когда мы принялись совершать плавные прыжки от метрики к метрике. Кроме того, мир вокруг становился стабильнее. Кто-то, или что-то, хотел, чтобы район его логовища не страдал излишней подвижностью.

Наконец мы смогли рассмотреть ландшафт. До сих пор наше внимание было занято лишь самим полетом. Мы увидели, что равнина превратилась в скалы, в мили и мили беспорядочно наваленных камней, между которыми зияли бездонные пропасти; кое-где разливались озера лавы, по поверхности которой скользили языки пламени и от которой поднималась такая вонь, что нам пришлось поспешно натянуть маски, чтобы не задохнуться. Но все это осталось позади, и мы продвигались с относительной легкостью. Теперь от нас уже не требовалось такого внимания, как прежде. Когда Джинни достала наблюдательный шар, он, хотя и слабо, но засветился, и мы увидели, что цель близка.

Я выпустил руку Джинни — не потому, что мне этого хотелось, а просто потому, что наши руки стали чудовищно изгибаться над каким-то из очередных провалов в пространстве.

Какое-то время мы летели в тишине, наблюдая за окружающим.