Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

— Нет, сэр. (Конечно же я знала. Отец стыдился бы меня, если бы я не разведала предварительно все, что можно.) — Латынь, греческий и эллинскую философию. Но время идет — и латынь больше не требуется, греческий даже не предлагается, а греческих философов забыли ради новых идей Фрейда, Маркса, Дьюи и Скиннера. Вот и пришлось мне искать другое занятие, иначе пришлось бы уходить из университета и предлагать свои услуги где-нибудь еще. А это нелегко, — грустно улыбнулся он. — Профессор физики мог бы найти работу в «Доу Кемикл» или у Д.Д.Гарримана, но учитель греческого? Впрочем, неважно. Вы сказали, что намерены заниматься и летом?

— Да, сэр.

— Переведем-ка мы вас на старший курс и выпустим в конце первого семестра, в январе бакалавром искусств. Главной специальностью поставим, скажем, современные языки, второй — что пожелаете. Классические языки, историю. Летнюю школу и первый семестр можете использовать для занятий метафизикой. Так-то. Я и сам дед, миссис Джонсон, старомодный учитель забытых наук. Но может быть, вы согласитесь, чтобы я был вашим куратором?

— Нет, правда?

— Меня заинтересовали ваши намерения — думаю, мы с вами составим неплохой комитет сочувствующих. Мм…

У старости стремления свои;
Смерть все покончит: но перед концом
Еще возможно подвиг совершить,
Достойный нас, восставших на богов.
Я подхватила:
На скалах загораются огни:
День меркнет; подымается луна;
Ревет морская глубь. Вперед, друзья,
Открытиям еще не вышел срок.
Он широко улыбнулся и закончил:
Покинем брег и, к веслам сев своим,
Ударим ими, ибо я стремлюсь
Уплыть за край заката и достичь
Вечерних звезд, пока еще я жив.

— Теннисон не знает износа, верно? И если Одиссей мог бросить вызов годам, можем и мы. Приходите завтра и мы наметим курс занятий, необходимый для вашей докторской. Большую часть работы вам придется проделать самостоятельно, но мы заглянем в каталог и посмотрим, что вам будет полезно прочесть.

В июне пятидесятого я защитила докторскую по метафизике, став доктором философских наук. Моя диссертация называлась «Сравнительные картины мироздания по Аристоклу, Аруэ и Джугашвили с точки зрения эпистемологии, телеологии и эсхатологии». Содержание сводилось к нулю, как и полагается в честном метафизическом труде, зато много было булевой алгебры, доказывающей, что Джугашвили — убийца и злодей, что и так слишком хорошо было известно украинским кулакам.

Я подарила экземпляр своей диссертации отцу Мак-Коу и пригласила его на защиту. Он согласился прийти, посмотрел на название и улыбнулся.

— Мне кажется, что Платон был бы рад встретиться с Вольтером, но оба они и близко не Подошли бы к Сталину.

Отец Мак-Коу был единственный, кто с первого взгляда понял, о ком идет речь в заглавии, не считая доктора Баннистера, который его и придумал.

Моя диссертация не имела никакой ценности, но по правилам для получения научной степени требовалось представить сколько-то фунтов научной макулатуры. И я прекрасно провела эти четыре года — и в университете, и по ту сторону бульвара.

Получив докторскую степень, я на той же неделе поступила на медицинский факультет и в юридическое училище — одно другому не мешало, потому что у юристов занятия в основном велись вечером, а у медиков днем. Я не собиралась Становиться доктором медицины, но хотела сдать на магистра по биохимии. Меня записали на несколько дополнительных курсов, но разрешили проходить их одновременно с подготовкой к магистрату (думаю, меня прогнали бы оттуда, не предъяви я свеженькое свидетельство доктора наук). Степень магистра сама по себе меня не слишком заботила — просто хотелось поучиться чему-нибудь полезному, устроить себе интеллектуальный шведский стол. Отец бы меня одобрил.

Я могла бы получить степень за год, но задержалась подольше, желая прослушать еще несколько курсов лекций. В юридическом же училище полагалось учиться четыре года, но я прошла у них кое-что еще в ту пору, когда там с тридцать четвертого по тридцать восьмой учился Брайан. Декан разрешил мне сдавать экстерном, лишь бы я полностью оплатила каждый курс училище было частное, и плате за обучение придавалось первостепенное значение.