Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

— Тебе нельзя говорить ни того ни другого слова, молодая особа, разве что в разговоре со мной… а в наших общих беседах мы будем пользоваться латинскими терминами из уважения к моей профессии и к моим сединам.

Английский синоним можешь произносить про себя, если хочется.

— Иногда хочется, хотя не могу проанализировать почему. Четвертая…

— Минутку. К третьей добавь следующее: «И не глотай окончания и суффиксы твои. Избегай синтаксических ошибок. Чти благородный английский язык, язык Шекспира, Мильтона и По, и благо будет тебе во все дни жизни твоей». Кстати, Морин, если я еще раз услышу от тебя «другой, чем», то буду долго бить тебя по голове связкой предлогов. — Отец, я же нечаянно! Я хотела сказать…

— Принято. Послушаем четвертую заповедь.

— По воскресеньям посещай церковь. Улыбайся и будь приветлива, но не строй из себя святошу. Не разрешай своим детям, когда они у тебя будут (и если будут), играть по воскресеньям перед домом или слишком шуметь, играя на заднем дворе. Помогай церкви делом и деньгами, но не выставляй этого напоказ.

— Хорошо сказано, Морин. Ты еще станешь женой проповедника.

— О Господи, отец, да я скорее в шлюхи пойду!

— Одно другому не мешает. Continuez, ma chere enfant <продолжай, дитя мое (фр.)>.

— Mais oui, mon cher papa <да, дорогой папа (фр.)>. Чти отца твоего и мать твою, пока надо. Но, оставив их дом, живи своей жизнью. Не позволяй им помыкать тобой. Mon papa, вы сами так говорили… но мне это не очень нравится. Я почитаю вас, потому что сама так хочу. И ничего не имею против мамы — просто мы с ней поем в разном ключе. Но я ей благодарна.

— Избегай благодарности, дорогая, она только портит желудок. Когда ты будешь замужем, а я умру, пригласишь ты Адель к себе жить?

— Ну-у… — призадумалась я.

— Вот и подумай. Подумай как следует, загодя… потому что решение, принятое второпях над моей свежей могилой, будет заведомо ошибочное.

Далее.

— Не убий. То есть не совершай уголовного преступления. Есть разные другие виды убийства, и каждый требует анализа… Я еще работаю над этим, отец.

— Я тоже. Запомни только, что тот, кто ест мясо, ничем не отличается от мясника.

— Да, сэр. Не допусти, чтобы тебя застигли за прелюбодеянием… то есть не забеременей, не подцепи дурную болезнь, не позволяй миссис Гранди даже и заподозрить тебя, а главное — не допусти, чтобы узнал твой супруг: он будет очень несчастен… и может с тобой развестись. Отец, я не уверена, что когда-нибудь захочу совершить прелюбодеяние… Если бы Бог хотел, чтобы у женщины было больше одного мужчины, он сотворил бы побольше мужчин — а то их и так едва хватает.

— Если бы кто хотел? Не расслышал.

— Я сказала «Бог», но вы ведь понимаете…

— Как не понять. В теологию ударилась — мне было бы легче, если б ты стала морфинисткой. Морин, когда кто-нибудь начинает говорить о «божьей воле», или о том, чего хочет Бог, или о том, чего хочет природа, если боится сказать «Бог», я сразу вижу, что этот человек намерен надуть другого… или самого себя, как в твоем случае. Выводить моральный закон из того факта, что особей мужского и женского пола рождается примерно поровну, значит высасывать его из пальца. Это столь же скользко, как «Post hoc, propler hoc» <после этого, следовательно, вследствие этого (лат.) пример распространенной логической ошибки>. Что до твоей уверенности в собственной непогрешимости, то у тебя еще молоко на губах не обсохло и только год как начались менструации… а ты полагаешь, что знаешь все о сексе и его опасностях, как испокон веку полагали все девчонки твоего возраста. Что ж, дерзай. Сожги свои корабли. Разбей сердце своему мужу и растопчи его гордость. Покрой позором своих детей. Стань предметом сплетен всего города. Пусть у тебя загноятся трубы, и пусть какой-нибудь мясник вырежет их тебе в грязной каморке без наркоза. Дерзай, Морин. Отдай все за любовь. Ибо это и есть цена бесшабашного прелюбодеяния: ты отдаешь все и сходишь в могилу, а твои дети никогда не называют твоего имени.

— Но ведь я и говорю, отец, что прелюбодеяния надо избегать: оно слишком опасно. И думаю, у меня получится. — Я улыбнулась и продекламировала:

— Мисс Уайлд уже лет тридцать шесть…

— …Бережет свою девичью честь, — подхватил отец.

— Помня о Боге,

О детях в итоге

И о том, что инспекций не счесть.

Знаю — я сам научил тебя этому лимерику. Но ты не упомянула о самом безопасном методе прелюбодеяния. А ведь ты должна его знать: я говорил тебе о нем в тот раз, когда пытался познакомить тебя со статистикой супружеских измен в нашем графстве.

— Наверное, я его упустила, отец.

— Я точно говорил об этом. Так вот, когда тебе захочется — а такое может случиться, — расскажи обо всем мужу, спроси у него разрешения, уговори его помочь, попроси посторожить тебя.

— А, да! Вы говорили, что в нашем графстве есть две такие пары, но я так и не поняла, кто они.