Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

Война в Европе шла своим чередом, изобилуя ужасами — сообщалось о зверствах в Бельгии и о кораблях, потопленных немецкими подводными лодками. Америка распадалась на два лагеря, и после потопления «Лузитании» в мае 1915 года это разделение стало явным. Мать писала из Сент-Луиса, что там очень сильны прогерманские настроения. Ее родители, дедушка и бабушка Пфейфер, были убеждены, что все достойные люди должны поддержать свою «старую родину» — и это несмотря на то, что родители гроссфатера в 1848 году уехали в Америку, спасаясь от прусского империализма, вместе с сыном, который как раз достиг призывного возраста и оказался бы в армии, если бы они не эмигрировали. (Отец родился в 1830 году.) Но теперь оказалось, что Deutschland Uber Alles <Германия превыше всего (нем.)> и что Францией заправляют евреи, и если бы американские пассажиры сидели дома и не лезли в зону военных действий, то не очутились бы на борту «Лузитании» — в конце концов, император предупреждал всех.

Сами виноваты.

Брат Эдвард писал, что в Чикаго настроения примерно такие же. Сам он не был убежденным сторонником Германии, но горячо надеялся, что мы не вступим в войну, до которой нам нет никакого дела.

Дома я слышала совсем другое. Когда президент Вильсон произнес свою знаменитую (печально знаменитую) речь о потоплении «Лузитании», сказав, что мы «слишком горды, чтобы воевать», отец пришел к Брайану и долго сидел, бурля, как вулкан, пока все дети не разошлись кто спать, кто еще куда-нибудь. Я притворилась, что не слышу тех слов, которыми он тогда разразился. В основном они относились к трусливой тактике гуннов, но крепко досталось и «малодушному пресвитерианскому священнику» из Белого Дома.

— «Слишком горды, чтобы воевать»! Это еще что за новости? Для того чтобы воевать, как раз и нужна гордость. Это трус убегает в сторонку с поджатым хвостом. Брайан, нам надо вернуть Тедди Рузвельта!

Муж согласился с ним.

И весной 1916 года уехал в Платтбург, штат Нью-Йорк, где генерал Леонард Вуд прошлым летом организовал подготовительный лагерь для будущих офицеров — в 1915 году Брайан не сумел туда попасть и все распланировал заранее, чтобы не упустить шанса в 1916-м. В его отсутствие, по моему плану, родилась Этель. Так что когда Брайан в августе вернулся домой, я была в полном порядке и могла встретить его как следует — с.р. н, и ждала, к.о.м.р. Миссис Гиллигулли постаралась на совесть — на все пять долларов, а то и больше.

Кажется, мне это удалось, потому что мое биологическое давление уже зашкалило за красную черту.

Это был самый продолжительный сухой период в моей замужней жизни еще и потому, что дома за мной строго присматривали. По просьбе Брайана отец на время его отсутствия поселился у нас. Ни один страж гарема не относился к своим обязанностям более ревностно, чем он. Брайан «присматривал» за мной сквозь пальцы, охраняя меня от соседей, а не от моей похотливой натуры.

Отец же охранял меня даже от себя самого. Да, я сунулась было. Еще будучи vigro intacta <девственницей (лат.)>, я знала, что питаю к отцу явно кровосмесительные чувства. Более того, я знала, что и он так же относится ко мне.

И вот через десять дней после отъезда Брайана, когда меня одолели животные страсти, я нарочно забыла сказать отцу «спокойной ночи» и явилась к нему в комнату, когда он уже лег. На мне была ночная рубашка с глубоким вырезом и достаточно прозрачный пеньюар, я только что приняла ванну и от меня хорошо пахло (средство называлось «Апрельский дождь», откровенный эвфемизм). Я сказала, что пришла пожелать спокойной ночи, он ответил.

Тогда я наклонилась поцеловать его, показывая груди и вея на него греховным ароматом. Он отпрянул.

— Уйди отсюда, дочь. И больше не показывайся мне полуголой.

— А какой — совсем голой? Mon cher papa, je t'adore <дорогой папа, я тебя обожаю (фр.)>.

— Закрой-ка дверь с той стороны.

— О, папа, не обижай меня. Мне надо, чтобы меня пожалели, чтобы меня приласкали.

— Я знаю, что тебе надо, но от меня ты этого не получишь. Убирайся.

— А если не уберусь? Я слишком большая, чтобы меня отшлепать.

— Вот это верно, — вздохнул он. — Дочка, ты соблазнительная, лишенная всякой морали сучка — мы оба это знаем и всегда знали. Раз я не могу тебя отшлепать, я тебя предупреждаю: выйди отсюда немедленно. Иначе я сейчас же позвоню твоему мужу и скажу, чтобы возвращался домой, потому что я не в силах выполнить свои обязательства перед ним и его семьей. Поняла?

— Да, сэр.

— Вот и ступай.

— Да, сэр. Можно мне только сказать пару слов?

— Покороче.

— Я не просила тебя спать со мной, но если бы ты это сделал — если бы мы это сделали — ничего бы не случилось. Я ведь беременна.

— Не имеет значения.

— Позвольте мне закончить, сэр. Сто лет назад, требуя, чтобы я выработала себе собственные заповеди, вы дали мне определение разумного адюльтера. Я в точности следовала вашей теории, поскольку оказалось, что взгляды моего мужа на этот предмет совпадают с вашими.