Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

Колебания кончились — Теодору нужно было толь ко дать понять, что я знаю, чего хочу, и что все его действия будут приветствоваться. Он нежно потрогал меня, потом просунул внутрь палец. Я дала ему войти, а потом стиснула изо всех сил — и поздравила себя с тем, что неустанно упражнялась с тех пор, как родила Этель, — целых два года. Люблю удивлять мужчин силой своего сфинктера. Дети так растянули мой проход, что я, если бы не работала над собой непрерывно, стала бы «широкой, как амбарная дверь, и расхлябанной, как старый башмак», — так говорил отец, по совету которого я и следила за собой с самого начала.

Теперь мы отбросили всякое стеснение и действовали без оглядки. Но я хотела еще кое-что ему сказать, поэтому чуть отвела свои губы и со смешком, щекочущим ему рот, проговорила:

— Ты не удивился, что я без панталон? Я их сняла, когда поднималась наверх… не могла же я прощаться с моим бравым воином в панталонах.

Смелей, любимый мой солдат, — мне ничего не будет, я в положении.

— Что ты сказала?

— Неужели мне опять надо проявлять смелость? Я беременна, Теодор; никаких сомнений, уже семь недель. Так что резинки не надо…

— У меня ее и нет.

— Значит, хорошо, что она не понадобится. Но разве ты не собирался любить меня?

— Нет, не собирался. И в мыслях не было.

— Так вот сейчас ты меня возьмешь. Теперь уж не отвертишься. Я достанусь тебе голенькая, дорогой, без резинки. Хочешь, чтобы я разделась совсем? Я разденусь, если хочешь. Я не боюсь.

Он впился в меня поцелуем.

— Морин, по-моему, ты ничего на свете не боишься.

— Нет, боюсь. Ни за что не пошла бы одна ночью по Двенадцатой улице.

Но бояться секса и любви? Что же в них страшного? И ты не бойся, милый. Я буду любить тебя, как умею. А если чего-то не сумею — научи меня, и я попробую. (Теодор, хватит разговоров — бери меня!) — Сиденье очень узкое.

— Я слышала, молодежь снимает заднее сиденье и устраивается на земле.

Там, сзади, и полость есть.

— Ага.

Мы вышли из машины, и тут произошла история прямо в духе Кейсона Копса.

Вудро.

Мой любимчик, которого я бы в тот момент охотно придушила, спал на заднем сиденье и проснулся, когда я открыла дверцу. То есть это я думала, что он проснулся — может быть, он не спал и все слышал, запоминая незнакомые слова для будущих расспросов — или для шантажа.

Ох уж этот мальчишка! И что из него только вырастет?

Вслух я произнесла полным счастья голосом:

— Вудро, негодник ты этакий! Сержант Теодор, посмотрите-ка, кто спит на заднем сиденье. — Я протянула руку назад, стараясь застегнуть Теодоровы бриджи.

— Сержант Тед обещал взять меня в Электрик-парк!

И мы, уже под присмотром, отправились в Электрик-парк.

Интересно, старалась ли еще какая-нибудь женщина «погубить себя» так же, как я?

Двадцать часов спустя я лежала в своей постели. По правую руку от меня лежал мой муж капитан Брайан Смит, по левую — мой любовник капитан Лазарус Лонг. Каждый положил руку мне под голову и ласкал меня свободной рукой.

— Брайан, любимый, — говорила я, — когда Лазарус завершил пароль, произнеся: «…но только пока не настали тяжелые времена», я чуть не упала в обморок. А когда он сказал, что происходит от меня — то есть от нас с тобой — то есть от Вудро — я почувствовала, что схожу с ума. Или утке сошла.

Брайни щекотал мой правый сосок.

— Не волнуйся. Вертлявые Ляжки. У женщин это не так заметно — лишь бы не забыла, как стряпать. А ну-ка перестань.

Я ослабила хватку.

— Неженка. Не так уж я и сильно.

— Я несколько не в форме. Капитан Лонг, насколько я понимаю, вы решили открыться — в ущерб своим же интересам — лишь для того, чтобы сказать мне, что меня не ранят и не убьют.

— Нет, капитан, совсем не поэтому.

— Тогда сознаюсь, что ничего не понимаю.

— Я открыл, что я говардовец из будущего, чтобы успокоить миссис Смит. Ее безумно тревожило то, что вы можете не вернуться. И я сказал ей, что уверен в вашем возвращении. Поскольку вы один из прямых моих предков, я изучил вашу биографию еще в Бундоке и знаю, о чем говорю.

— Ценю ваши побуждения. Морин — мое сокровище. Но вы и меня успокоили.

— Извините, капитан Смит — я не говорил, что вас не ранят.

— Как же не говорили? Вы только что…

— Нет, сэр. Я сказал, что вы вернетесь — и вы вернетесь. Но я не говорил, что вас не ранят. В архивах Бундока на этот счет ничего нет. Вы можете лишиться руки. Или ноги. Или глаз. А может, и рук и ног — не знаю.

Я уверен только в одном: вы останетесь в живых и сохраните в целости свои гениталии — в архивах есть сведения, что у вас будет еще несколько детей те, что появятся после войны, после вашего возвращения из Франции. Видите ли, капитан, в Архивах Семей Говарда содержатся в основном генеалогические данные — других почти нет.

— Капитан Лонг…

— Зовите меня лучше «Бронсон», сэр. Здесь я сержант — мой корабль находится в далеком будущем и за много световых лет отсюда.

— Тогда и вы бросьте называть меня «капитан» ради всего святого. Я Брайан, а вы Лазарус.

— Лучше Тед. Ваши дети зовут меня «дядя Тед» или «сержант Тед». Имя Лазарус вызовет лишние расспросы.