Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

Я не знала тогда и посейчас не знаю, даровал ли Теодор моей Кэрол то, чего она так жаждала. Знаю только, что предоставила им для этого все возможности. Но у Теодора, этого твердолобого упрямца, никогда ничего не узнаешь.

В субботу состоялось выездное заседание попечителей Фонда Айры Говарда: судья Сперлинг, приехавший из самого Толидо, мистер Артур Дж. Чепмен, Джастин Везерел, Брайан Смит (с единодушного согласия собравшихся), сержант Теодор и мы с Элеанор.

Когда судья Сперлинг покашлял, я поняла намек и собралась ретироваться. Но Теодор встал вместе со мной.

После некоторого замешательства и я, и Элеанор остались, потому что Теодор не желал оставаться там без нас. Он объяснил, что в семьях Говарда существует абсолютное равенство полов — и он, как председатель организации будущего, присутствующий в качестве почетного гостя на собрании Говардской организации двадцатого века, не может принять в нем участия, если женщины не будут допущены.

После того как этот вопрос уладили, Теодор повторил свои предсказания относительно 11 ноября и Черного вторника — 29 октября 1929 года. По просьбе присутствующих, на последнем событии он остановился несколько подробнее — рассказал, что доллар обесценится с двадцати пяти за унцию золота до тридцати пяти. «Президент Рузвельт издаст об этом указ, и конгресс этот указ ратифицирует… но это произойдет только в начале 1933 года».

— Одну минуту, сержант Бронсон, или капитан Лонг, или как вы себя называете, вы хотите сказать, что полковник Рузвельт вернется? Мне как-то с трудом в это верится. В тридцать третьем году ему будет… — прикинул мистер Чепмен.

— Семьдесят пять лет, — подсказал судья Сперлинг. — Что тут невероятного, Артур? Я старше его, но пока не думаю уходить на покой.

— Нет, джентльмены, нет, — сказал Теодор. — Не Тедди Рузвельт.

Франклин Рузвельт. Ныне секретарь мистера Джозефуса Дэниэлса <морского министра в администрации Вильсона>.

— Ну, в это поверить еще труднее, — покачал головой мистер Чепмен.

— Это неважно, советник, верите вы или не верите, — с некоторым раздражением сказал Теодор. — Факт тот, что мистер Рузвельт принесет президентскую присягу в тридцать третьем году; вскоре после этого он закроет все банки, изымет из обращения все золото и золотые сертификаты и девальвирует доллар. Доллар никогда больше не восстановит своей нынешней стоимости. Пятьдесят лет спустя стоимость унции золота будет лихорадочно колебаться от ста до тысячи долларов. — Молодой человек, — заметил мистер Чепмен, — вы предвещаете нам анархию.

— Нет — еще хуже. Гораздо хуже. Большинство историков назовет вторую половину двадцатого века Безумными Годами. Социальные изменения начнутся после второй мировой войны, но в экономике начало им положит Черный Вторник, 29 октября 1929 года. К концу века вы можете лишиться последней рубашки, если не предпримете определенных мер относительно своих финансовых дел. А с другой стороны — это столетие великих возможностей почти во всех областях деятельности человека.

Мистер Чепмен опустил голову, и я поняла, что он решил ничему не верить. Но судья, перекинувшись несколькими словами с Джастином, спросил:

— Капитан Лонг, не могли бы вы назвать некоторые из этих возможностей?

— Попытаюсь. Коммерческая авиация — и пассажирская, и грузовая.

Железные дороги придут в упадок и уже не оправятся. В кинематограф придет звук — кино обретет речь. Телевидение. Стереовидение. Космические путешествия. Атомная энергия. Лазеры. Компьютеры. Электроника всех видов. Разработка полезных ископаемых на Луне, на астероидах. Движущиеся дороги.

Криотехника. Генная инженерия. Защитные костюмы. Солнечные отражатели.

Замороженные продукты питания. Гидропоника. Микроволновое приготовление пищи. Кому-нибудь из вас знакомо имя Д.Д.Гарримана?

Чепмен встал.

— Судья, предлагаю закрыть заседание.

— Сядьте, Артур, и ведите себя как следует. Капитан, вы, надеюсь, понимаете, какой шок вызывают ваши предсказания?

— Разумеется.

— Мне удается сохранить хладнокровие, лишь припоминая все те перемены, что произошли на моем веку. Если ваше обещание относительно даты окончания войны сбудется — похоже, придется принять всерьез и другие ваши предсказания. А тем временем — что бы вы еще хотели нам сказать?

— Пожалуй, больше ничего. Разве что вот это: во-первых, не спекулируйте на бирже после двадцать пятого года; во-вторых, не играйте на понижение, если неверная догадка может вас разорить.

— Этот совет хорош для любого времени. Спасибо, сэр.

Мы с Кэрол и дети поцеловали на прощанье наших мужчин в воскресенье тридцатого июня, подождали, пока не отъедет машина капитана Бозелла, и разошлись по своим углам плакать.

Летом дела на фронте шли все хуже и хуже.

Только поздней осенью стало ясно, что мы одолеваем немцев. Кайзер отрекся от престола и бежал в Голландию — и мы поняли, что победим. Потом пришла ложная весть о перемирии, и моя радость омрачалась тем, что оно произошло не 11 ноября.