Миры Роберта Шекли. Книга 4

С Лумисом будут сплошные неприятности. Он не хотел его. Но, к сожалению, без него не обойтись. Реинтеграция невозможна без всех первоначальных компонентов А может, все обернется не так уж плохо Ведь есть еще третий, Дэн Стэк; разыскав его и включив в свое сознание, Кромптон, несомненно, сумеет найти противовес основным побуждениям Лумиса. Не исключено, что Лумис даже испытает некоторую благодарность, освободившись от своего бессмысленного, стереотипного существования. Если в человеке есть хотя бы зачатки высокой нравственности, можно надеяться, что он сможет контролировать себя, по крайней мере до тех пор, пока все они не ассимилируются в новой многогранной личности, которой Кромптон рассчитывал стать.

Вдохновленный этой мыслью, Кромптон отложил в сторону карты и навел в комнате порядок. Потом решительно сжал зубы, завязал галстук и вышел на улицу.

***

Он сел в рейсовый орнитоптер и дал домашний адрес Лумиса. Его не интересовали чуждые достопримечательности, о которых журнал "Плейбой" последние три года писал как о "самых восхитительных в Галактике". Новый чувствительный удар обрушился на Кромптона, как всегда, не вовремя.

Орнитоптер приземлился на прелестной поляне перед облицованным алюминием домом с гаражом, плавательным бассейном и кустом гибискуса на Пандерер Уэй 4567. Кромптон расплатился с водителем (веснушчатым студентом, подрабатывавшим на каникулах), а затем, стараясь держать себя в руках, поднялся на крыльцо и позвонил в мелодичный звонок.

Дверь отворили. Перед ним стояла девчушка лет пяти в перепачканных шортах.

- Сто вы зелаете?

- А-а.., мистер Лумис дома?

- Затем он вам?

- По личному делу, - сказал Кромптон.

- Ты мне не нлависся, - сказал ребенок.

- Гвендквайфер! - раздался женский голос за спиной у девочки. - Иди, пожалуйста, сюда.

Девчушка скрылась. Темноволосая, яркая и очень привлекательная молодая женщина выглянула наружу, посмотрела на Кромптона.

- Кто вы такой?

- Меня зовут Кромптон. Мне нужно видеть мистера Лумиса по делу, одинаково важному для нас обоих.

- Если вы кредитор, забудьте о нем: он разорен.

- Нет, ничего общего с его кредиторами я не имею, - сказал Кромптон.

Из глубины дома послышался мужской голос:

- Пропусти его, Джиллиам. Я с ним потолкую. Дверь открылась. Мистер Лумис посмотрел на мистера Кромптона. Потрясающая сцена!

Две части одной личности узнают друг друга моментально и в любом обличье. Происходит это всегда одинаково, почти с безболезненным напряжением, как при яркой вспышке света Парадоксальный миг одновременного влечения и отталкивания, а сказать что-нибудь - не получается, непроизнесенные слова замирают на устах. Ведь и в самом деле - что можно сказать, когда пройдет первоначальный шок? Начать панибратски: "Привет, пропавшая частица моей персоны! Рад тебя видеть, входи и снимай ботинки..."? Или более осторожно: "О, вы снова заглянули ко мне! Надеюсь, на этот раз вы будете вести себя прилично..."

Итак, два фрагмента одной личности вперились взглядом друг в друга. Кромптон заметил следы увядания дюрьерова тела. Он смотрел на прекрасное тонкое лицо Лумиса, правда, несколько расплывшееся, склонное к полноте. Не остались незамеченными и поредевшие прямые каштановые волосы, искусно причесанные, и яркие глаза со следами косметики на веках, и сластолюбивый изгиб губ, и расслабленная манера держаться.

Это был законченный стереотип сластолюбца, человека, живущего только ради своих удовольствий и неги. Здесь властвовал сангвинический Дух Огня, вызванный слишком горячей кровью, которая возбуждает в человеке беспричинную радость и чрезмерное влечение к плотским утехам. Здесь царил принцип всепоглощающей чувственности, свободной от таких жизненно важных составляющих, как разум и энергия. В Лумисе сосредоточились все потенциальные способности Кромптона к наслаждению, преждевременно отнятые у него и воплощенные в этом человеке; в нем была чувственность, первородная, чистейшая чувственность, которой так недоставало Кромптону, его телу/разуму.

Этот принцип голого наслаждения, который Кромптон всегда представлял себе существующим как бы in vacuo [В пустоте (лат.)], оказался наделенным собственными чертами характера, не говоря уже о неожиданном осложнении в лице жены и дочери.

- Так, так, так, - насмешливо сказал Лумис, покачиваясь с пятки на носок. - Я предполагал, что рано или поздно вы обязательно здесь появитесь.

- Что это за слизняк? - спросила Джиллиам. (На самом деле она употребила слово nmezpelth из транстаньянского слэнга, почерпнутого ею из лексикона ее отца-чечеточника. Nmezpelth означает "пораженный плесневым грибком", а в переносном смысле - "унылое повторение неприятных телодвижений".) - Это мой единственный родственник, - сказал Лумис.

Джиллиам подозрительно осмотрела Кромптона.

- Он что, троюродный брат?

- Боюсь, что нет, - сказал Лумис. - Биологически он скорее представляет собой комбинацию из моего брата и отца. Вряд ли найдется какое-то слово, выражающее наши родственные отношения.

- Но ты же утверждал, что ты сирота! Лумис пожал плечами.

- А ты говорила мне, что ты девственница.