Одной рукой он растирал пестиком содержимое чаши, другой поворачивал ступку на четверть оборота с каждым оборотом пестика. И при каждом сороковом обороте добавлял по порядку: щепотку селитры, на ногте большого пальца толченой коры хинного дерева и простой перец.
— Говорят, это будет война до смерти. Саладин созывает силы всех правоверных. Не только своих собственных египетских мамелюков, но и королевскую кавалерию Аравии, которая сражается так же, как вы, франки.
— Ты сам наполовину франк, Лео.
— Как мы, франки. И он призывает турок-сельджуков и аббасидов прислать свои войска.
— Да. Это серьезная угроза.
— Он собирается изгнать всех франков — всех нас — из Святой Земли за оскорбления, которое нанес Рейнальд де Шатильон костям Пророка.
— А как насчет ассасинов? Они тоже в этом участвуют?
Лео скорчил презрительную рожу:
— Ну что вы, господин Томас! Они же не воины. Нет. Они просто секта.
— И поэтому не столь благородны, чтобы участвовать в сражениях?
— Вы не сможете с ними сражаться, господин. Вот и все. Они дерутся не по правилам, ножами и удавками.
— Крадучись, в темноте, так?
— Да, господин.
— Они не подходят для прямой кавалерийской атаки. — Амнет снова принялся за свое дело.
Мальчик посмотрел на него с подозрением:
— Вы надо мной смеетесь?
— Даже и не думал об этом, Лео. Что еще говорят на базаре?
— Что всех франков выгонят с этой стороны моря к середине лета.
— Я думаю, чтобы выгнать нас, понадобится больше всадников, чем есть у Саладина. Неважно, кто будет помогать ему.
— Говорят, у него сто тысяч человек. И по крайней мере двенадцать тысяч вооруженных рыцарей. — Широкий конец пестика чиркнул по верхнему краю чаши, и ритм сбился. Амнету понадобилось два раза стукнуть им, чтобы войти в ритм снова.
Он знал, каковы силы Ордена тамплиеров, и он мог предполагать, чем располагает Орден госпитальеров. Христианские бароны по всей стране тоже могут кое-что выставить. Но в общей массе это не составит и одной пятой сил Саладина.
— Ты наслушался страшных сказок на базаре, Лео.
— Я знаю, господин Томас. А что вы смешиваете?
— Зелье для тебя, чтобы излечить твое любопытство. Юноша понюхал смесь:
— Фу!
Король Ги радовался, видя пот Рейнальда де Шатильона.
Тот вбежал в палату для аудиенций, и его башмаки почти выскользнули из-под него на полированном полу, когда он попытался остановиться. Колени его дрожали, туника перекосилась на теле, всегдашняя улыбка исчезла с губ. Рейнальд был в панике.
Как замечательно было видеть, что человек, который считал себя лучше всех — даже лучше короля! — находится в состоянии неуверенности и страха.
— Мой господин Ги! — голос Рейнальда даже дрожал. — Сарацины ополчились против меня.
Ги де Лузиньян выждал подобающую паузу.
— Они борются против всех нас, Рейнальд. Каждый день каждый из них, кто может дышать и держать меч, ищет смертельных столкновений с франками. Почему ты думаешь, что чем-то отличаешься от них?
— Сам Саладин издал декрет, в котором он обвиняет меня в преднамеренном богохульстве. Они жаждут священной войны против меня.
— А ты богохульствовал, Рейнальд? — Ги наслаждался ситуацией.
— Никогда по отношению к нашему Господу и Спасителю.
— Примерный христианин, не так ли?
— Я защищал веру словами так же, как и оружием. Я не мог предположить, что случайные слова Саладин сочтет столь оскорбительными. — Рейнальд пожал плечами — жест, который никак не сочетался с его предыдущей истерикой. — Иногда я насмехался над неверными. Я не могу припомнить всего, — голос его внезапно стал вкрадчивым. — Однако удар, направленный на меня в Антиохии, направлен против всех христиан, находящихся здесь. Даже против короля…
— Я читал этот декрет. — Ги смог продемонстрировать зевок, скрывая растущее ликование. — Там специально говорится, что христиане, которые будут укрывать или поддерживать тебя, становятся такими же, как ты. Если мы отдадим тебя Саладину…
— Мой господин, конечно, понимает, что, если какой-либо король отдаст сарацинам своего лучшего поделанного и защитника, он будет ославлен по всей Франции как негодяй и подлец, попадет под папское отлучение и, возможно, даже восстановит против себя своих подданных.
— Хорошо сказано, принц Рейнальд.
— Но король, принявший вызов, защитивший и поддержавший человека, который связал свою жизнь с жизнью этого короля, — такой король заслуживает звания «Защитника Креста» и будет славен во всем христианском мире, от степей к востоку от Венгрии до морей к западу от Ирландии. Такой король навсегда останется в памяти людей.
Ги некоторое время пребывал в мечтах о всеобщем признании и уважении. Но потом появилась другая мысль.
— Слышал ли ты, какое войско собрал Саладин? Более десяти тысяч рыцарей. И сотня тысяч обученных йоменов.
— Слухи приписывают ему тысячи там, где он, как обычно, имеет десятки, — усмехнулся Рейнальд.
Ги почувствовал себя несколько хуже при таком повороте разговора.
— Он хорошо знает свои силы.