Миры Роджера Желязны. Том 17

— Но вы же мой современник! — сказал Мак. — Откуда вам знать про чародея, который еще не родился!

— На то я и маг — самый великий из всех живших на свете, чтобы знать такие вещи. Вполне естественно, что я знаю всех своих коллег-чародеев — как в прошлом, так и в будущем. Все настоящие маги постоянно общаются — неважно, живы они, или уже умерли, или еще не родились.

— С какой стати вы хотите встретиться с этим Сен-Жерменом?

— Ну, не хотелось бы мне преждевременно раскрывать карты, — ответил Фауст. — Скажем так: я готовлю небольшой сюрпризец.

— Сюрпризец? — насторожился Мак. — Чего ради? Ведь Турнир уже завершен!

— Завершен, тут ты прав. Но мне занятно, как Ананке оценит твои неуклюжие и невежественные попытки изменить ход истории. Да, Турнир закончился. Однако последнее слово еще не сказано. Говоря предельно лаконично, бесценный ты мой, Фауст еще не заявил о себе по-настоящему.

— Фауст? Вы имеете в виду себя?

— А кого же еще? Другого Фауста не существует.

— Это как сказать… В некотором отношении я тоже Фауст.

Фауст одарил Мака длинным пристальным взглядом, высокомерно откинул голову назад и рассмеялся.

— Это ты-то Фауст? Друг ты мой ситный, ты есть полная противоположность идее Фауста — жалкий беспринципный тип, птица до смешного низкого полета. Неотесанный мужлан, который смотрит в рот каждому, кто возьмется им командовать; ненадежный друг; невежа в вопросах истории, философии, политики, алхимии, физики, оптики, этики. И, разумеется, ничего не смыслишь в королеве всех наук — магии. — С безжалостной ухмылкой Фауст продолжал: — Да, Мак, ты на какое-то время, так сказать, влез в чужие туфли — как ребенок из баловства надевает башмаки своего отца и может даже сделать в них несколько шагов. Но теперь твое клоунское представление на подмостках истории, к счастью, завершилось. Приятель, в тебе нет ни грана от Фауста. Да что там, ты просто заурядное ничтожество, которое ничьего интереса не вызывает. Ты мельчайшая дробь рода человеческого, и ты нам осточертел, пора тебе убираться отсюда восвояси!

— Ой ли?.. — с яростью начал Мак, в груди которого все закипело от этих бессвязных оскорблений. Но ему не перед кем было излить поток возражений — Фауст сделал ловкий молниеносный жест левой рукой и исчез из комнаты.

— Ах, если бы я мог так вот перемещаться!.. — произнес Мак вслух. Уж очень ему было нудно и противно в этом зале ожидания — Чистилище было худшим из мест для человека с его темпераментом. Гнев Мака сменился жалостью к самому себе, и он продолжил: — Самое настоящее свинство — заставить меня тягаться с историческими знаменитостями, не говоря уже о духах и магах, которые переносятся куда хотят в мгновение ока, а я, простой смертный, ничем не выдающийся, только и умею, что ходить на своих двоих, и нет у меня ни семимильных сапог, ни ковра-самолета, ни волшебной палочки, и каждый шаг мне дается потом и кровью!..

— Кто у нас так распричитался? — прозвучал за его спиной сочный саркастический голос.

Мак повернулся как ошпаренный — он-то был уверен, что в доме никого больше нет.

Перед ним стоял Одиссей: высокий могучий осанистый мужчина, величавый в свеженакрахмаленной и отутюженной тунике. Поверх туники был наброшен плащ, спадавший столь живописными складками, что требовал ваятеля — запечатлеть на века. Черты лица Одиссея были чрезвычайно аристократичны, сам он был исполнен такого благородства, что Мак с его веснушчатой физиономией простолюдина и коротким толстым носом рядом с ним мог показаться заправской обезьяной. Сверх того, греческий герой был на голову выше Мака и сквозь медь его загара проступали бугры великолепно развитых мускулов.

— Здравствуйте, Одиссей, — сказал Мак. — Какими судьбами?

— Заглянул по дороге на Всеобщую ассамблею, где я, быть может, вставлю словечко от себя, прежде чем Ананке произнесет окончательный приговор. А вы что тут делаете?

— Жду Мефистофеля с наградами, которые он мне обещал.

— Думаете, разумно принимать дары от этого типа? Что касается меня, я бы ни обола не взял из рук нынешних злых духов. Эта шатия норовит сделать вас своим рабом, каждый их дар я бы уподобил своему изобретению — Троянскому коню. Лучше с ними не связываться. Впрочем, кому что нравится. Прощайте, старина Мак.

С этими словами Одиссей выпустил из своего кожаного мешка еще одного духа странствий — и был таков.

— Древние греки просто надутые индюки! — в сердцах воскликнул Мак, когда Одиссей исчез. — Их древние боги работали на них не покладая рук, вот они и успели наворочать так много. Да, в былые времена боги пеклись о людях. А вот мне, человеку новой эпохи, пришлось полагаться исключительно на свои силенки, на свой слабенький умишко, чтобы лавировать в разных эпохах и обстоятельствах, и зарабатывать мозоли на не Бог весть каких крепких ногах. Есть путешествия, которые просто непосильны для двуногих…

— Ерунда! — произнес кто-то за его спиной.