Миры Роджера Желязны. Том 17

Он нашел номер «Пекло-Таймс» двухнедельной давности, ведомственной газеты Службы адских дел, и без особого интереса прочел заметки о вещевой лотерее среди сотрудников, о пикнике, а также пролистал новое приложение «Вилы в бок». При этом выпил не одну чашку ведьминого кофе с добавкой кокаина — сей напиток был не только вполне легален в Аду, но служащие Министерства адских дел просто были обязаны употреблять его ежедневно, так гласила запись в их трудовом соглашении — «Кодексе об обязательном распущенном образе жизни». И вот наконец торопливой походкой в таверну вошла Уинни — и опять Аззи не мог оторвать взгляда от ее аппетитных, почти неприкрытых ляжек.

— Достала! Но только с возвратом и на недолго! Она протянула ему толстый конверт.

— Мне-то и нужно лишь глазами пробежать, — сказал Аззи. Он взял свиток пергамента, концы которого придерживала Уинни, и быстро нашел нужный текст соглашения между Фаустом и Мефистофелем.

Документ был составлен в такой по-идиотски педантичной манере и так путано-многословно, что допускал, как это ни парадоксально, невероятно широкое толкование. Начало выглядело так: «Сим заключается соглашение о том, что Иоганнес Фауст, житель различных городов Земли, а ныне находящийся, по слухам, в Кракове…» А в условиях сделки стояло буквально следующее: «Сказанный Фауст или человек, откликающийся на имя Фауст, обязан не покидать усердия…»

«Человек, откликающийся на имя Фауст»? Аззи почуял, что такая дурацкая формулировка тут неспроста, это нарочно оставленная лазейка для превратного толкования в случае, если будет обнаружено, что место Фауста занимает совсем другой. Согласно здравому смыслу, если не имеет значения, кто именно будет участвовать в Турнире, зачем вообще ставить имя Фауста?

Аззи читал дальше, и продолжение также озадачивало: «Сей Фауст (какой именно Фауст? тот, что действительно Фауст, или тот, что отзывается на его имя? снова эта двусмысленность!) будет представлять самого себя в пяти приключениях, кои обозначены в дополнении к сему документу. В каждом из оных приключений ему будет предоставлена свобода выбора, дабы он без всякой подсказки со стороны действовал по своему усмотрению. Вершить суд над его поступками препоручается Ананке, и оная будет оценивать их на предмет пропорции Добра и Зла, Света и Тьмы, равно как и прочих враждебных друг другу составных частей. А также признается обеими подписывающими сторонами, что названный Фауст вступает в сие соглашение по доброй воле, каковая добрая воля понимается в общепринятом смысле…»

Аззи отодвинул пергамент и спросил Уинни:

— Кто сочинял эту галиматью? Явно не архангел Михаил.

— Он самый.

— Мне и в голову не приходило, что Михаил способен намарать подобный документ. Здесь столько двусмысленностей, что даже профессора из нашей Академии передового крючкотворства могли бы завистливо ахнуть!

— Да будет тебе известно, архангел Михаил специально изучает казуистику, — сообщила Уинни. — По крайней мере, ходят такие слухи. Говорят, будто он считает, что добрые духи бесконечно проигрывают из-за своего простодушия и неумения вилять и хитрить, и пора им кое-чему научиться.

— Это соглашение составлено с отменной коварностью… М-да. — Аззи еще раз перечитал документ и сказал: — А рассуждения о доброй воле… Тебе не кажется, что они подброшены нарочно, чтобы бросаться в глаза и отвлекать внимание от чего-то другого? От чего именно?

— Без понятия, — сказала Уинни, наивно хлопая длинными ресницами.

— Не огорчайся, голубушка, — подмигнул Аззи, сворачивая пергамент и возвращая свиток своей подружке. — Я знаю того, кто может оказаться «с понятием».

Глава 14

Говоря о том, кто может разъяснить загадку, Аззи имел в виду Лахесис, одну из трех богинь судьбы, которую многие считают самой мудрой. Это те самые почтенные дамы, что прядут жизненную нить человека, отмеряют ее длину и в положенный час перерезают. Но если приглядеться, основную работу проделывает Лахесис. Клото — добродушная старушка, чья обязанность — из кудели недифференцированного бытия прясть отдельные нити, и эту обязанность она выполняет машинально: ее пальцы проворно работают сами по себе, а она тем временем погружена в сладостные воспоминания о давнопрошедших временах. Атропос, вторая сестра, занята тем, что перерезает нить человеческого существования, и тут она полностью зависит от указаний Лахесис: ну-ка, сестричка, эту нить перережь здесь, а эту вот — здесь; чик, чик, и все новые жизни, так сказать, летят в мусорную корзинку. Словом, работенка нехитрая, поэтому у Клото и Атропос остается масса свободного времени, чтобы перекинуться в картишки и бесконечно гонять чаи со сладкими кексами — главной пищей богинь судьбы. Лишь Лахесис приходится задумываться в ходе работы, вынося приговор, сколько тому или иному человеку суждено прожить; кое-кто верит, что она же выбирает и то, как именно человеку доведется умереть.