— Все сводится к этому, братья мои. Все мы становимся статуями в Доме Мертвых, какую бы жизнь ни вели. Вселенная никогда не скажет спасибо. Дающему никогда не воздается. О Ты, Который Может Быть, почему Ты все так устроил, если это Ты все так устроил, почему? Я старался служить Тебе и Твоему Подручному, Принцу. Что это принесло мне? Деньги на проезд и третьеразрядные гостиницы. Я рад, что сражается Сет с Безымянным без рукавицы мощи…
— Что?
И подняв взгляд, видит он статую, которой раньше там не было; и в отличие от других она движется.
Голова ее — морда черного пса, и высовывается из нее алый язык, кривится.
— Ты? Как удалось тебе спрятаться от Врамина, ускользнуть от Тифона?
— Это мой Дом. Много минет веков, пока проведает кто-то еще про все его секреты.
Мадрак встает, покручивает в руке посох.
— Я не боюсь тебя, Анубис. Во всех краях сражался я, во всех местах, где может человек воспринять Слово. Многих отправил я в этот Дом, а сам пришел сюда как победитель, а не как жертва.
— Давным-давно был ты побежден, Мадрак, и только сейчас понял это.
— Молчать, собака! Ты разговариваешь с тем, кто держит твою жизнь в своих руках.
— А ты — с тем, кто держит в своих руках твое будущее.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сказал, что Сет опять отправился на битву с Безымянным?
— Да, это правда. А когда Безымянное будет уничтожено, наступит тысячелетнее царство.
— Ха! Побереги свою метафизику, проповедник. Ответь мне про другое, и я скажу тебе кое-что и в самом деле очень хорошее.
— Про что тебе ответить?
Анубис шагает вперед, высохшая рука болтается сбоку.
— Что там с рукавицей мощи?
— А! — говорит Мадрак, вытаскивая рукавицу из-под темных своих одежд и натягивая ее на правую руку. — Когда я добыл ее, я подумал, что с ее помощью целые миры могут быть завоеваны для веры.
Она доходит ему уже до локтя, до плеча.
— Я не знал, что Вэйким — это Сет. Меня подмывало оставить ее себе. И я подменил ее своей собственной саморастущей рукавицей. Кое-где в Срединных Мирах это достаточно обычный доспех — в отличие от этой, которая наделяет, кажется, немыслимой силой.
Рукавица расходится у него на груди, по спине.
— Мне хочется расцеловать твои жирные щеки! — говорит Анубис. — Ибо теперь у Сета почти нет шансов против Безымянного. И с самого начала планировал ты это предательство! Не думал я, что ты настолько ушлый, папаша!
— Мною пользовались, меня искушали…
— Но больше пользоваться тобою не будут. О нет! Отныне ты носишь рукавицу, и я предлагаю тебе союз…
— Осади, собака! Ты не лучше всех остальных! У меня оказалось кое-что тебе нужное, и ты готов лизать мне задницу. Ну нет! Что бы ни свершил я своей вновь обретенной силой, все это будет только для одного-единственного человека — для меня самого!
— Союз, который я предлагаю, будет взаимовыгодным.
— Мне достаточно просто поднять тревогу, и ты будешь связан так крепко, что вся твоя изворотливость не поможет тебе освободиться. Мне достаточно раскрутить как следует мой посох, и твои мозги украсят собой эти стены. Так что выкладывай, что там у тебя, раздвоенный язык, и не забывай об этом, а я послушаю.
— Если Озирис еще жив, — говорит Анубис, — и если мы сможем до него добраться, то втроем нам, наверное, удастся уничтожить Тота.
— Я уверен, что Озирис пока жив, хотя долго ли это еще продлится, сказать не берусь. Прямо сейчас Тифон гоняется за ним по всему Дому Жизни.
— У нас есть шанс, очень хороший шанс все возвратить — теперь, когда ты обладаешь рукавицей. Я знаю, как попасть в Дом Жизни и, может быть, как спасти Озириса.
— Ну и что дальше? Мы даже не знаем, где происходит битва с Безымянным.
— Не забегай вперед, всему свое время. Так ты со мной?
— Я отправлюсь с тобой в Дом Жизни, поскольку Тот хочет, чтобы Озирис был жив, и я смогу в этом помочь. И тем временем я поразмыслю.
— Ну что ж, уже кое-что.
— Смотри, как растет рукавица! Она заходит дальше, чем в предыдущий раз! Она уже у меня на бедрах!
— Замечательно! Чем большая твоя часть будет неуязвима, тем лучше для нас всех.
— Один момент. Ты что, всерьез думаешь, что мы трое способны победить Тота и Стального Генерала?
— Да.
— Как?
— Молот может ударить вновь, — говорит Анубис.
— Он все еще существует?
— Да, и Озирис — его хозяин.
— Хорошо, пусть все это так, и предположим даже, что с Брамином, который нынче хозяин в твоем Доме, можно поладить, но что делать с другим? Что делать с огромной тенью в форме лошади, которая до конца дней — наших дней — будет нас преследовать? Что делать с ним, живущим вне пространства, как мы его понимаем, с ним, которого невозможно уничтожить и невозможно убедить в чем бы то ни было, когда впадает он в гнев.
Анубис смотрит в сторону.