Миры Роджера Желязны. Том 29

— Ни в коем случае, Спайдо, она просто тобой гордится. — Гар посмотрел на долину, потом в темноту внутри дома. — Она и правда живет в своем собственном мире, да?

— Ее мир, ее правила. — Спайдо пожал плечами. — Не так уж плохо на самом деле, кроме одного.

— Чего именно?

— Не то чтобы она не признавала ответа «нет», сэр, просто она никогда его даже не слышит.

— Понял, Спайдо.

— Прекрасно, сэр. И еще одно. — Да?

— Распустите пояс сейчас, сэр, чтобы не тратить на это время потом.

Накормив, напоив и вычистив коней, Спайдо и Гар вернулись в дом Блоттов. Гару пришлось нагнуться, чтобы пройти в дверь, а из-за тусклого света керосиновых ламп в сочетании с дымом от чадящего очага в доме стояли постоянные сумерки. Занавеска отделяла задний угол единственной комнаты от той части, что служила кухней. Фактически от плиты и ларей для продуктов и до солидного стола со стульями весь дом был кухней.

Усевшись посередине между очагом и бочонком сидра в углу, Гар заметил человека, похожего больше на поросший волосами отвал породы, лежащего на покрывале, в центре которого была проделана дырка. Темные пятна тянулись в виде конуса от кончика его бороды до подола одежды. Одна рука заканчивалась книгой, другая — пивной кружкой, а уставившиеся на него глаза напоминали черную воду на дне глубокого-преглубокого колодца.

— Это мой дядюшка Гордо. Гордо Блотт, это Гар Квитник.

— Прошу прощения за то, что не встаю.

— Ну и смех, — фыркнула хозяюшка Блотт. Гар удивился, когда книга была засунута под жировую складку, а освободившаяся рука протянута ему. Гар взял ее и пожал, едва ощущая кости под пухлой плотью. Он посмотрел, как жир перекатывается рябью вверх и вниз по руке, и заинтересовался, как такая масса жировой ткани могла бы амортизировать силу удара «Бабочка с Двойными Клыками и Хвостовым Жалом».

Гордо приподнял голову; при этом у Гара возникло впечатление, что череп этого человека переместился внутри покрывающей его плоти, не потревожив всего остального.

— Вы — убийца принца, тот, кого называют Парией, верно?

— Да.

— Я и сам был приличным убийцей в молодости, ведь был, а, Фэнни?

— Прикончил приличное количество пирогов, бочонков, и табуретов в таверне, это да, жирный пень.

— Женщины, ничего-то они не помнят. Дракона я убил, я сам. Шмирнов его звали. Убил насмерть.

— Ты на него дыхнул, да, Гордо?

— Нарисовал ему твой портрет, Фэнни. — Гордо сверкнул улыбкой, и Гар успел заметить его зубы, похожие на три обгоревших пенька после лесного пожара. — Что она знает? Ты ведь мне веришь, мальчик?

— Конечно, сэр.

— Вот и славный парень. — Лицо Гордо перетекло в сторону Гара. — А если вас надо потренировать, то я готов. Только учтите, что я уже не такой быстрый, как в молодые годы.

— Не стану злоупотреблять вашей любезностью, сэр. — Гар указал на кружку. — Могу ли я ее для вас наполнить?

— Сделайте одолжение. Воспоминания вызывают жажду.

— Могу себе представить. Вот, пожалуйста.

— Премного благодарен. Видишь, Фэнни, твой мальчик все же научил их там, в столице, хорошим манерам.

Мать Спайдо в ответ что-то проворчала и грозно загремела горшками и сковородками. Спайдо, предупреждая просьбу матери, пошел за водой и спелой репой, оставив Гара в компании дядюшки Гордо. Пока Гордо продолжал повествовать, как он чуть не прикончил Удан Канна, попав в засаду, где на него бросилась сразу дюжина хингистов, которых он убил, хоть ему и было их жаль и все такое, Гар пытался припомнить, что написано в учебниках Тиан-ши-шеки насчет способов ускорить неизбежное в случае патологического ожирения.

По мере того как день клонился к вечеру, подвиги Гордо завели его на север, на родину Джэнси Гейн, и дальше. Ароматы кипящих, жарящихся и пекущихся блюд в конце концов вывели Гара из задумчивости и прервали его собственные воспоминания. Они даже заставили Гордо вставить описание пира в самый разгар битвы, и он начал пускать слюни, словно голодный охотничий пес, стоящий с подветренной стороны от хорошо прожаренного ростбифа.

Мать Спайдо послала Гара с сыном к ручью, чтобы умыться и принести воды. На Спайдо было жалко смотреть.

— Простите, сэр, даже не знаю, что вы должны подумать о моих родных.

— Я нахожу их очень интересными. Ты сказал, что твоя мать живет в своем собственном мире…

— Да, сэр.

— Твой дядя привносит в него от себя добрый кусок.

— Это правда, сэр. Никогда не знаешь, что он скажет.

— Или насколько можно верить сказанному. Спайдо удивленно поднял брови и взглянул на убийцу.

— Сэр, я думаю, вы точно знаете, насколько этому можно верить.

— Понял.

Спайдо стряхнул с рук воду.

— Если дядюшка Гордо рассказывает не о деревне или происходящих в ней событиях, то его сведения устарели на десять лет.

— Кроме тех, которые ты сообщил ему в своих письмах.

— Я лишь вскользь упомянул о вас, сэр, до того, как узнал о задании и все такое.

— Я это запомню, Спайдо. Спасибо.