— Я расцениваю ваши слова как государственное преступление, — сказал ПАМЗ. — Это словесная диверсия — подрыв в моем лице авторитета военно-промышленного комплекса. Вас ожидает смерть. Приговор обжалованию не подлежит.
При этом из газораспылителя ПАМЗа вылетело облачко сероватого дыма. Бегуны попятились.
— Я вас научу вежливости, хамье двуногое! Последние слова потонули в шипении. Тибор не был даже уверен, что расслышал правильно. Из репродуктора неслись отрывистые клокочущие звуки — должно быть, что-то сломалось в речевом оборудовании ветхого минизавода. Оба стержня беспорядочно заерзали вверх-вниз — один хрипел, другой поплевывал крохотными облачками газа. С отравляющим газом тоже что-то было не в порядке. Затем стержни замерли, а из глубины заводика потянуло темным дымком. Оттуда же послышался противный скрежет — видать, зубчатая передача где-то полетела. Тибор осведомился у Эрла:
— Почему он настроен так враждебно?
В то же мгновение из недр ПАМЗа вырвались целые клубы черного дыма.
— Я не настроен враждебно! — яростно проорал репродуктор. — Ах ты, хренов сукин сын, в Бога душу твою мать!.. Я очень дружелюбен — и в порошок сотру любого, кто думает иначе!
Шипение, еще больше дыма, подземный нарастающий рокот, который завершился жутким грохотом, как будто на протяжении нескольких секунд захлопнули одну за другой тысячу металлических крышек на контейнерах с мусором.
— Мне кажется, вы убили его, — пискнул бегун-кроха.
— Боже мой! — с отвращением выдохнул Эрл. — А впрочем, он скорее всего и не смог бы вам помочь. — Но голос Эрла горестно задрожал, когда он добавил: — Похоже, это я все испортил… Что нам теперь делать?
— Пущусь дальше в путь, — со вздохом сказал Тибор.
Он тронул спину голштинки своим манипулятором. Корова с коротким «му» развернула тележку и потащила в том направлении, откуда они приехали.
— Погодите! — воскликнул Эрл, поднимая свою мохнатую руку. — Давайте попробуем еще раз! — Он вытащил из кармана еще довоенную записную книжку и ручку. — Попробуем подать нашу просьбу в письменном виде — как делалось раньше. Опустим заявку в щель. Если и это не сработает, тогда уйдем восвояси.
Он медленно написал что-то, неумело водя пером по бумаге, затем вырвал страничку и направился с ней к открытому люку ПАМЗа.
— А стоит ли наступать на грабли во второй раз? — пискнул бегун-кроха. — Лбы у нас не чугунные.
— Верно! — сказал Тибор. — Оставьте этого электронного психа в покое.
Его тележка катила прочь. Неисправное колесо противно подвывало.
— Очевидно, вся беда в репродукторе, — отозвался Эрл. — Если мы сумеем…
— Всего доброго, — решительно сказал Тибор. Вскоре бегуны скрылись за кустами. Тележка покатила по дороге.
Тибора вдруг объяла меланхолия, приятное обволакивающее чувство безмятежного уныния. Откуда взялось это странное чувство? Неужели это бегуны его навеяли? От этих суетливых существ исходит такой покой… По непроверенным слухам, они одним своим теплым взглядом могут усмирять тайфуны. А вот с ПАМЗом что-то не справились. И все же приятно, что есть внутренне уравновешенные существа — посреди повсеместного хаоса.
Тележка погромыхивала, влекомая неутомимой коровенкой, а Тибору вдруг припала охота петь — и он затянул:
Следующие слова этого старинного церковного гимна позабылись, поэтому он затянул другой:
Нет, не то. И он попробовал свой излюбленный старинный псалом номер сто:
Но, похоже, он перевирал слова и получалось не очень складно. Зато на душе сразу полегчало.
Тут Тибор обратил внимание на то, что злополучное колесо больше не подвывает. Он свесил голову и взглянул на ступицу. Ничего себе! Колесо вообще заклинило.
«Эх, мало было печали, так черти еще накачали! — с горечью подумал он, натягивая поводья. — Тпру, милая!.. Ну, пегашка ты моя волоокая, далеко мы с тобой уехали, да не очень».
Тибор сидел неподвижно и впитывал в себя окрестные звуки: шелест кустарника и скрип деревьев на ветру, попискивание каких-то зверушек — одни проворно бежали по своим делам, другие — всякая мелкота — весело резвились на утреннем ласковом солнышке. Все они — дети мира сего, даром что тела их изуродованы, вид у них гротескный, гены порченые. Но и у этих смешных или страшных уродцев есть право веселиться на припеке.
Совы позасыпали. Правда, проснулись краснохвостые ястребы. Где-то вдали умиротворяюще красиво пела птица. А пела она — словами: «Освети тот угол, во коем ты…» Потом какая-то невнятица — и дивной трелью: «Хвала тому, кто дал крыло, и древо, и каменья. Благодарим! Твитти-туддл, твитти-туддл!» И птица начала пение сначала, повторяя все прежде спетое Тибором.