Миры Роджера Желязны. Том 7

— Я боролся с ними, — наконец сказал он, — долгие годы. В лучшем случае я мог добиваться некоторого успеха в замедлении хода событий. Теперь, однако, наша борьба подходит к завершению, к тому завершению, к которому они подталкивают нашу расу столь давно. Я не могу сказать с уверенностью, сколько у нас осталось шансов. Кое-кто считает уже почти необходимым произвести некоторые изменения в природе человека, с тем чтобы победить его. Чем это кончится, не знаю. На что я покушаюсь сейчас — это купить время, замедлить, насколько возможно, ход вещей, хотя бы пока я продолжаю исследовать вопрос. Принятие решения теперь, на Генеральной Ассамблее ООН, поможет в этом, поможет существенно. Я знал, что голосование пройдет закрыто. Вот почему я к подготовил спектакль — ваше убийство. Я надеялся, что предложение убитого мученика получит дополнительные шансы на принятие. В последний момент, однако, я осознал, что мой расчет, моя жертва не позволят мне оставаться постоянно хладнокровным. Я был обязан дать вам столь длительное объяснение. Хотя предотвращать убийство уже слишком поздно. Да и нет необходимости. Я обладаю способностью манипулировать физиологией живущего, сводя ее в точку, где результат тот же, что и в результате остановки времени. Вот я и сделал это, чтобы дать вам объяснение, предоставить вам выбор.

— Выбор?

Незнакомец кивнул.

— Я могу использовать почти каждого. Почти…

— Понятно, — произнес Ван Дайн. — Я уже вижу, что моя смерть могла бы внести изменения… Но, в любом случае, кто вы?

Смуглолицый человек покачал головой.

— Сейчас просто не время рассказывать вам мою историю, потому что она длинней, чем вся история Земли. Что же до имени… Я утратил счет своим именам. Можно сказать, что я ранний эксперимент тех, что принесли сюда зло. Но прежде, чем они меня захватили, я сумел завладеть несколькими их ценностями. Периодически они делали попытки погубить меня и мою женщину, но им никогда не удавалось вырвать из нас наши жизни. На множестве путей они ставили передо мной дополнительные помехи, и долгие годы мы потратили на создание специальной защиты. То есть я… Я их враг! Вот и все. Этого вполне достаточно.

— Очень хорошо! — сказал Ван Дайн, выпрямляясь. Он снова оглядел город, повернулся, пересек крышу и осмотрел темную реку. — Очень хорошо.

Спустя некоторое время он обернулся назад и посмотрел на смуглолицего.

— Перенеси меня обратно, вниз.

Тот порылся в своей сумке и через мгновение протянул руку Ван Дайну. Они покинули крышу.

Спустившись, двое вошли в здание. Ван Дайн направился в зал Ассамблеи. Когда он оглянулся, чтобы сказать пару слов смуглолицему человеку, то обнаружил, что незнакомца больше нет.

Ван Дайн продолжал идти: вошел в зал, зашагал обратно вдоль того же прохода, который недавно покинул. Постоял возле человека с револьвером, изучая его искаженное лицо. Отметил положение пули — она значительно продвинулась за время его отсутствия. Затем, взойдя на подиум, Ван Дайн вновь обратился к аналою, на котором лежала его речь.

Он собрал листки, взял их в руку. Потом взглянул на флаг Объединенных Наций — голубой, с белым кругом в центре. При этом ему показалось, что краешком глаза он уловил какое-то движение. Затем что-то его ударило, и мы — он — я…

Повалившись грудью на аналой, он — мы — видит белый круг на голубом поле, а вокруг все еще растет смутный и…

Он — я…

Я… Я есть — я.

Я!

Я есть! Я есть! Я существую!..

…Он лежал там, едва дыша. Кровотечение остановилось.

Уже ночь, и женщина сотворила костер, укрыв мужчину шкурами зверей. Он очень замерз. Она принесла ему воды в широкой раковине. Я начинаю кое-что понимать.

ЧАСТЬ II

Ричард Гиз шел по холмам, стеком обезглавливая цветы. Нет более занятной выпуклости на нашей Земле, чем северный Нью-Мексико, тем более когда лето принимает его в объятия и вносит в наилучшую, ласковую пору. Но глаза Ричарда Гиза в тот день никакими декорациями не интересовались. Зрение его было обращено на него самого.

Спустившись в овраг, он следовал по нему до разветвления, где в нерешительности остановился. В конце концов он вздохнул, уселся на камень в тени противоположной стены и сидел, рассматривая волны пыли.

— Проклятье! — сказал он немного погодя, и снова: — Проклятье!

Во многом Ричард Гиз был сходен с местными сельскими жителями, хотя рожден был в городе Нью-Джерси и свои сорок с лишним лет прожил в основном в городах. Ричард — плотный, хорошо загорелый мужчина, с волосами серо-песочного цвета, более темными на тыльной стороне его рук с узловатыми пальцами, в которых он сжимал стек; темные глаза широко расставлены у поломанного носа.