: Все путем. Не фонтан, конечно, но что поделаешь, верно?
Х.
: Как Глория?
Д.
: У нее все в порядке.
Х.
: Она уже прошла «Тетю Роди»?
Д.
: (со смехом): О Иисус, да. Теперь она играет в «Зеленые рукава». По крайней мере, так она называет эту компьютерную игру.
Х.
: Зачем они втянули тебя в это дерьмо?
Д.
: Просто мне еще раз захотелось взглянуть на твое кислое лицо.
Х.
: Хотел бы я иметь такую же свободу.
Д.
: А в чем проблемы? Слушай, три разных окулиста — все эти оптамологаврики и гаврилоптики — заверяли меня, что с твоим зрением полный порядок. Вернее даже, три окулиста и один невролог. Они поют в один голос, понимаешь? И они действительно уверены в своем диагнозе.
Х.
: То есть ты хочешь сказать, что у меня поехала крыша?
Д.
: Нет. Немного сдвинулась, и все.
Х.
: А как себя чувствует Джо Темский?
Д.
: Не знаю. Я его не видел.
Х.
: Они ничего не рассказывали тебе о нем?
Д.
: В их окулистских песнях о Джо не было ни строчки. Они только намекнули, что он замкнулся в себе.
Х.
: Замкнулся? О Иисус! Да он ничем не отличался от каменной статуи!
Д.
: Кто? Темский? Ты шутишь?
Х.
: Все с него и началось.
Д.
: Что началось?
Х.
: Ну там, на участке. Он перестал нам отвечать.
Д.
: А что случилось?
Х.
: Ничего. Просто он перестал отвечать на наши вопросы, говорить и замечать что-либо вокруг. Дуайт думал, что это кафард — марсианская лихорадка. Наверное, здесь тоже так считают, верно?
Д.
: Да, врачи упоминали о такой возможности. Но что же случилось у вас на участке?
Х.
: Мы нашли «комнату».
Д.
: Да-да, «комнату»! Я читал об этом в ваших отчетах. И еще я видел гологнезда, которые вы привезли с собой. Просто фантастика! Слушай, Джерри, а для чего они предназначены?
Х.
: Не знаю.
Д.
: Это части какой-то конструкции?
Х.
: Не знаю. Ты слышал, что говорят о Городе?
Д.
: Да. Они признали его искусственное происхождение. Его кто-то построил… Вернее, сделал.
Х.
: Откуда они это знают? Как вообще такое можно говорить, если неизвестно, кто его создал? Разве морская раковина «сделана»? Черт! У них даже нет никакого подобия для сравнения. Допустим, ты смотришь на раковину и керамическую пепельницу. Сможешь ли ты сказать, что эта вещь «сделана», а та нет? И если «сделана», то для чего? Например, зачем кому-то понадобилась керамическая раковина? Или старое осиное гнездо? Или обычный геод?
Д.
: Ладно… А что ты скажешь о тех штуках, которые… которые вы называли в отчетах «голубиными гнездами»? Я видел эти гологнезда.
Х.
: Что бы ты делал с ними, если бы они попали в твои руки?
Д.
: Не знаю. Они такие странные, причудливые… Я бы пропустил их пространственные проекции через компьютер и поискал осмысленный узор… Честно говоря, я не думал об этом.
Х.
: А что? Нормально. Но какой фактор ты принял бы за критерий «смысла»?
Д.
: Математические соотношения. Любой вид геометрических узоров, повторение отдельных элементов или кодовых символов. Послушай, Джерри, а на что похоже это место?
Х.
: Не знаю.
Д.
: Но ты же бывал там много раз.
Х.
: Да, с тех пор как мы нашли «комнату», я проводил там почти все свое время.
Д.
: И потом с твоими глазами стало твориться что-то неладное? Как это началось?
Х.
: Предметы вышли из фокуса — как при повышенном глазном давлении. За пределами «комнаты» мое зрение ухудшалось почти до слепоты. Так продолжалось несколько дней. Какое-то время мне еще удавалось работать с приборами. Но потом, когда мы отвезли капитана на корабль, я почувствовал себя по-настоящему больным. Меня ослепляли постоянные вспышки света. Приходилось щуриться. Кружилась голова. Дуайт и я прокладывали курс — вернее, делали это по очереди, когда позволяло здоровье. Порою Дуайт становился странным: не хотел использовать радио, боялся прикасаться к бортовому компьютеру…
Д.
: А почему? С ним тоже было что-то не так?
Х.
: Определенно. Когда я сообщил ему о своих проблемах с глазами, он сказал, что тоже испытывает нечто странное, но только в мышцах тела. Его изводили конвульсии и дрожь. Я посоветовал ему ускорить старт и отправиться домой, пока мы еще могли управлять кораблем. Он согласился, потому что Джо к тому времени был уже недееспособен. Перед самым взлетом у Дуайта начались припадки — вроде эпилептических. Когда они кончались, он дрожал как лист на ветру, но казался вполне нормальным. Дуайт поднял судно, и с ним случился новый приступ. Его корчило и ломало целые сутки, а в перерывах между припадками он галлюцинировал и мешал как только мог. Когда он стал совершенно невыносим, мне пришлось дать ему транквилизаторы и привязать его ремнями к креслу. Засыпая, я даже не знал, был ли он жив в тот момент или уже скончался.
Д.
: Нет, он умер в полете. За десять дней до посадки.
Х.
: Мне об этом не сказали.
Д.
: Ты не помог бы ему, Джерри.
Х.
: Не знаю. Его приступы походили на перегрузку системы. Словно все предохранители сгорали и сквозь него шел ток огромного напряжения. Иногда он кричал во время конвульсий — будто лаял… Словно хотел сказать всю фразу за одну секунду. А эпилептики не говорят во время припадков, верно?
Д.
: Я не в курсе. Эпилепсию излечивают на все сто процентов, так что о ней почти ничего не известно. Врачи выявляют тенденцию и ликвидируют причину болезни. Если бы Роджерс имел предрасположенность…
Х.
: То его и близко не подпустили бы к полетам. О Иисус! В общей сложности он провел в космосе всего лишь шесть месяцев.
Д.
: А ты? Шесть дней?
Х.
: Столько же, сколько и ты. Один самостоятельный рейс до Луны и обратно.
Д.
: Ладно, оставим эту тему. Так ты считаешь…
Х.
: Что?
Д.
: Что это какой-то вирус?
Х.
: Космическая чума? Марсианская лихорадка? Таинственные древние споры, которые свели с ума астронавтов?
Д.
: Да, звучит глупо. Но подумай сам — до вашего появления «комната» была опечатана. Почему ты исключаешь возможность, что вы все…
Х.
: Дуайт умер от кровоизлияния в мозг. Его погубило корковое перенапряжение. Он стал кататоником. Я вижу ослепительный свет. Что здесь общего?
Д.
: Нервная система.
Х.
: А почему у каждого из нас разные симптомы?
Д.
: Наркотики тоже действуют на людей по-разному…
Х.
: Неужели ты думаешь, что мы нашли там какой-то марсианский психогенный мухомор? Ты же был на Марсе и прекрасно знаешь, что там нет ничего живого. Все мертво, как и сама планета. Ни микробов, ни Богом забытых вирусов. Ничего!
Д.
: Но ведь могло случиться, что…
Х.
: Почему ты цепляешься за эту идею?
Д.
: Потому что существует «комната», которую вы нашли. Потому что есть Город, обнаруженный нами.
Х.
: Город? Барни, ты говоришь как какой-то недоделанный журналист из бульварной газеты. Тебе чертовски хорошо известно, что там нет никакого города! Есть куча глиняных глыб — вот и все, о чем мы можем рассуждать. Старые глиняные глыбы на древней планете — тут даже спорить не о чем. Мы не знаем их происхождения. Мы не можем понять того, что находится за гранью человеческого разума. Город и «комната» — все это чушь. Мы просто проводим аналогии и с помощью слов пытаемся нащупать смысл. Но настоящая истина не поддается описанию. В ней нет никакого смысла. Я это понял. И это единственное, что я теперь понимаю.
Д.
: И что же ты понимаешь, Джерри?
Х.
: То, что вижу, когда открываю глаза!
Д.
: А что ты видишь?
Х.
: То, чего здесь нет, но говорить об этом не имеет смысла…
Д.
: Ладно, кончай. Успокойся, Джерри. Все будет хорошо. Ты поправишься.
Х.
: Я вижу (неразборчиво) свет и (неразборчиво) пытаюсь понять, чего касаюсь. Но я не могу! Я не понимаю этого и (неразборчиво)…
Д.
: Хватит, Джерри. Хватит! Я рядом, старина! Успокойся!