Миры Урсулы ле Гуин. Том 12

Однако все это не дошло бы даже до планов, так и оставшись лишь стремлением, если бы не поддержка и поощрение моей дорогой кузины и друга Хуаны (я не указываю фамилий, чтобы не вызвать смущения и неприятной огласки для ничего не подозревающих мужей, сыновей и пр., если этот отчет случайно попадет в чужие руки

). Я дала Хуане почитать «Путешествие «Дискавери»», и именно она сказала, когда мы, возвращаясь с мессы в одно из воскресений 1908 года, прохаживались под зонтиками по Плаза-де-Армас: «Что ж, если капитан Скотт смог, то почему не сможем мы?»

Именно Хуана предложила написать Карлотте в Вальпараисо. Через Карлотту мы познакомились с нашим благодетелем и таким образом получили деньги, корабль и даже правдоподобное объяснение нашего отсутствия: половина участниц экспедиции заявили дома, что отправляются на время в боливийский монастырь, другие сказали, что собираются на зимний сезон в Париж. И именно Хуана даже в самые трудные мгновения оставалась непреклонной и исполненной решимости достичь поставленной цели.

А трудностей у нас хватало, особенно в начале 1909 года. В то время я еще просто не представляла себе, каким образом можно превратить экспедицию в нечто большее, чем четверть тонны истраченного впустую пеммикана и повод для сожалений до конца жизни. О, как нелегко было собрать нашу группу! Многие из тех, кого мы спрашивали об участии в экспедиции, думали, что мы или сошли с ума, или задумали что-то недостойное, или и то и другое сразу. Из тех же, кто разделял нашу увлеченность, далеко не все смогли, когда дошло до дела, оставить свои ежедневные обязанности и дать согласие на путешествие, обещавшее растянуться по крайней мере на шесть месяцев, путешествие, связанное с немалыми опасностями и неизвестным исходом. Больные родители, тревожащийся муж, осаждаемый деловыми заботами, ребенок, которого не с кем оставить, кроме неграмотных и некомпетентных слуг, — такую ответственность нельзя снять с себя и с легкостью отбросить в сторону. А тех, кто хотел бы избежать подобных обязанностей, мы вряд ли пожелали бы себе в компаньоны, с которыми придется делить тяжелую работу, риск и лишения.

Но поскольку усилия наши увенчались успехом, к чему останавливаться на задержках и неудачах, на изощренных выдумках и откровенной лжи, которые нам всем пришлось использовать? С сожалением я оглядываюсь назад, вспоминая наших подруг, которые хотели отправиться с нами, но не смогли вырваться, тех, кто остался продолжать жить той же привычной жизнью без опасностей, без риска, без надежды.

Впервые все участницы экспедиции встретились в Чили, в Пунта-Аренас 17 августа 1909 года. Хуана и я из Перу; Зоя, Берта и Тереса из Аргентины; Карлотта и ее подруги Ева, Пепита и Долорес из Чили. В последний момент я получила письмо из Кито, в котором Мария сообщала, что ее муж тяжело заболел и она вынуждена остаться выхаживать его. Таким образом, нас вместо десяти стало девять. Честно говоря, мы уже думали, что нас будет только восемь, когда с наступлением ночи все-таки прибыла в крошечной индейской пироге неукротимая Зоя: ее яхта дала течь, едва войдя в пролив Магеллана.

В тот вечер перед отплытием мы начали знакомиться и тогда же за отвратительным ужином в ужасном приморском отеле в Пунта-Аренас постановили: если возникнет ситуация столь опасная и требующая срочного решения, что мы должны будем подчиниться одному голосу, почетная, но незавидная роль говорить этим голосом выпадет мне; если я по каким-то причинам не в состоянии буду выполнить возложенную на меня задачу, меня заменит Карлотта; если и с ней что-то случится, тогда командование примет Берта. После чего со смехом и тостами нас троих окрестили именами «Верховный Инка», «Ла Араукана» и «Третий Помощник». К моему великому облегчению и удовольствию, вышло так, что мои способности «лидера» не пришлось проверять. С начала и до конца мы вдевятером решали все сообща, обходясь без приказов, и лишь два или три раза прибегли к голосованию. Конечно, мы нередко спорили. Но у нас было на это время. И так или иначе, споры всегда заканчивались принятием решения, в соответствии с которым мы впоследствии действовали. Обычно по крайней мере кто-нибудь один оставался недовольным решением, сердился, иногда сильно. Но что такое жизнь без недовольства и редкой возможности заметить: «Вот, я же вам говорила!»? Как можно вести домашнее хозяйство, присматривать за детьми и тем более волочь за собой сани в антарктических снегах, всегда оставаясь довольной? Офицерам, как мы узнали на борту «Ельчо», ворчать и выражать недовольство запрещено, но мы, девять женщин, по рождению и воспитанию однозначно и неизменно представляли собой команду, рядовой состав.