Миры Урсулы Ле Гуин. Том 6

— Я стала задавать вопросы. Они тоже. Историки это умеют, ведь это их хлеб. Вскоре я уже знала, что у них есть свои особенные школы, и поинтересовалась, нельзя ли попасть в одну из таких. Они прислали в Стсе своих представителей, те поговорили со мной, с родителями, с другими людьми — выясняли, не причинит ли мой отъезд каких-либо неприятностей. Стсе ведь весьма консервативный городок. У них там уже четыре столетия не было ни единого историка — выходца из наших мест.

Межа улыбнулась приятной мимолетной улыбкой, но юноша слушал весьма напряженно и веселости не выказал. Женщина не сводила с него ласково светящихся глаз.

— Народ у нас был потрясен, конечно, но никто особенно не рассердился. Поэтому вскоре я и отбыла вместе с историками. Мы улетели в Катхад. Там есть школа. Мне стукнуло полных двадцать два года, когда я начала свое образование сызнова. Я полностью изменила свое бытие, я училась быть историком.

— Как это? — спросил Хавжива после продолжительной паузы.

Межа глубоко вздохнула.

— Очень просто. Задавая прямые вопросы, — ответила она. — Как и ты сейчас. Плюс решительным отказом от всего своего прежнего знания.

— Как это? — повторил Хавжива, не веря своим ушам. — Почему?

— Подумай сам. Кем я была, когда уезжала? Женщиной из рода Потайного Кабеля. Когда оказалась там, от подобного титула пришлось отказаться. Там я вовсе не женщина из рода Потайного Кабеля. Я просто женщина. Могу вступить в связь с кем угодно по собственному усмотрению. Могу избрать любую профессию. Родовые ограничения имеют значение здесь, но не там. Там их нет вовсе. Здесь они в чем-то даже полезны, играют весьма важную роль, но за пределами этого тесного мирка теряют всякий смысл. — Межа разгорячилась. — Существуют два вида знания — локальное, то есть местное, и всеобщее, универсальное знание. А также два вида времени — местное и историческое.

— А может, и боги там совсем иные?

— Нет, — решительно возразила она. — Там нет их вовсе. Все боги здесь.

Межа заметила, как вытянулось лицо юноши. И после паузы добавила:

— Зато там есть души. Множество человеческих душ, сознаний, исполненных знания и страстей. Души живых и давно усопших. Души людей, обитавших на этой земле сотни, тысячи, даже сотни тысяч лет тому назад. Сознания и души людей из иных миров, удаленных от нас на сотни световых лет. И все с уникальным знанием, со своей собственной историей. Мир священен, Хавжива. Космос — это святыня. У меня, собственно, не было знания, от которого пришлось бы отречься. Все, что я знала, все, чему когда-либо училась, — все лишь подтверждение этому. В мире не существует ничего, что не было бы священно. — Она понизила голос и снова заговорила медленно, как местная уроженка. — Тебе самому предстоит сделать выбор между святостью здешней и великой единой. В конце концов, они, по существу, одно и то же. Но только не в жизни конкретного человека. Там знание предоставляет человеку выбор — измениться или остаться таким, каков ты есть, река или камень. Роды, обитающие на Стсе, — это камень. Историки — река.

Поразмыслив, Хавжива возразил:

— Но ведь русло реки — это тоже камень.

Межа рассмеялась, ее взгляд снова остановился на нем — вдумчивый и приязненный.

— Мне, пожалуй, пора, — сказала она. — Устала немного, пойду прилягу.

— Так ты теперь не… ты больше не женщина своего рода?

— Это там. Здесь я по-прежнему принадлежу роду. Это навсегда.

— Но ты ведь изменила свое бытие. И скоро снова покинешь Стсе.

— Конечно, — без промедления ответила Межа. — Человек может принадлежать более чем одному виду бытия разом. И у меня там работа.

Тряхнув головой, Хавжива сказал — медленнее, чем его собеседница, но столь же непреклонно:

— Что проку в работе, если ты лишаешься своих богов? Мне невдомек это, о Мать Всех Детей, моим слабым умом того не постичь.

Межа загадочно улыбнулась.

— Полагаю, ты поймешь то, что захочешь понять, о Муж Моего Рода, — ответила она церемониальным оборотом, позволяющим собеседнику закончить разговор и откланяться в любой момент, когда только вздумается.

Мгновение помешкав, Хавжива ушел. Направляясь в мастерские, он снова без остатка погрузился в мир затверженных назубок шаблонных ткацких узоров.

В тот же вечер он приятно удивил Йан-Йан неистовым любовным пылом и довел ее буквально до изнеможения. В них как будто опять на время вселился бог — воспылал и вновь погас.

— Хочу ребенка, — объявил вдруг Хавжива, когда они, не размыкая влажных объятий, переводили дух в мускусной тьме.

— Ой… — поморщилась Йан-Йан не в состоянии ни думать, ни решать, ни спорить. — Немного позже… Скоро…

— Сейчас, — настаивал он. — Сегодня.

— Нет, — сказала она мягко, но властно. — Помолчи!..

И Хавжива замолчал. А Йан-Йан вскоре уснула.

…

Больше года спустя, когда им стукнуло девятнадцать, Йан-Йан сказала как-то, прежде чем погасить свет на ночь:

— Хочу ребеночка.

— Еще не время.