Миры Урсулы Ле Гуин. Том 7

Я не раз раньше видела и саму Старую Дорогу, и за ней тоже бывала со своими здешними сестрою и братом, но теперь мне предстояло идти прямо по ней. Я чувствовала важность момента, и одновременно чего-то побаивалась, и даже успела прошептать Дороге несколько слов из священной хейи, делая первые девять шагов. Люди говорили, что Дорога — старейшее творение рук человеческих во всей Долине; никто не знал точно, сколько ей лет. Некоторые ее участки были совершенно прямыми, зато другие изгибались, спускаясь к берегу Реки На, но потом Дорога возвращалась вновь к прежней оси. В пыли виднелись следы человеческих ног, копыт овец и ослов, отпечатки собачьих лап; здесь прошло множество обутых и босых людей — так много, что мне показалось, здесь есть следы всех тех, кто прошел по Дороге за минувшие пятьдесят тысяч лет. Огромные дубы высились вдоль нее, давая тень и защищая от ветра; порой они перемежались вязами, или тополями, или гигантскими белоствольными эвкалиптами, такими раскидистыми и неохватными, что они казались старше самой Дороги; но и Дорога была настолько широкой, что даже утренние длинные тени не могли пересечь ее от одного края до другого. Я думала, Дорога такая широкая именно потому, что она такая старая, но мать объяснила: такой широкой Дорога стала потому, что большие стада овец из Верхней Долины здесь совершают переход к прериям с соленой травой в устье Великой Реки На сразу после Танца Вселенной, а потом возвращаются обратно, а в некоторых отарах овец больше тысячи. Теперь овцы уже все прошли, и мы видели только несколько тележек сборщиков помета, что всегда следуют за отарами. В тележках сидели подростки из Телины, все перепачканные дерьмом и орущие хриплыми голосами. Они собирали лопатами навоз и развозили на поля. На нас они обрушили кучу всяких дурацких шуточек, и мать, смеясь, отвечала им, а я спрятала от них лицо. На Дороге нам встречались и другие путешественники, и когда они здоровались с нами, я поскорее старалась спрятать лицо; но стоило им пройти, как я оборачивалась и, глядя им вслед, задавала целую кучу вопросов: кто они? откуда идут? куда? В конце концов бабушка начала смеяться надо мной и тоже меня поддразнивать.

Из-за бабушкиных больных ног шли мы медленно; а поскольку я все это видела впервые, то путь показался мне невероятно долгим. Однако уже к полудню мы подошли к виноградникам Телины, раскинувшимся на берегу реки. И за рекой я увидела поднимавшийся к небу город — огромные амбары, стены и окна домов, обсаженных дубами, желтые и красные крыши хейимас, крутые, ступенчатые, вокруг украшенной флажками площади для танцев. Этот город был похож на гроздь винограда или на яркого фазана — богатый, с причудливой архитектурой, удивительно прекрасный.

Сын сводной сестры моей бабушки жил в Телине в семействе своей жены из Дома Красного Кирпича, и эта семья пригласила нас немного отдохнуть у них. Телина была настолько больше Синшана, что мне она показалась просто бесконечной, и дом у этих наших родственников был значительно больше нашего, и, по-моему, людей там жило тоже бесчисленное множество. На самом-то деле там проживало всего семь или восемь человек, и все они разместились на первом этаже. Но все время приходили и уходили еще какие-то люди, знакомые и родственники, и вокруг было так много всякой суеты, разговоров, кухонной возни, так часто кто-то что-то приносил или уносил, что я решила: этот дом самый зажиточный и благополучный в мире. Когда старшие услышали, как я шепчу бабушке: «Гляди-ка, у них целых семь больших котлов для готовки!», то стали над этим смеяться. Сперва я смутилась, но они так добродушно повторяли мои слова и смеялись, что я стала болтать вовсю уже без стеснения, чтобы они еще посмеялись. Когда я заявила: «Этот домище большой, как гора!», моя не совсем, правда, родная тетя по имени Виноградная Лоза сказала: «А ты останься и поживи с нами немного, раз наш дом так тебе нравится, Северная Сова. У нас действительно целых семь котлов для готовки, но ни одной дочки у нас нет. А нам бы очень хотелось хотя бы одну!» Она приглашала меня от всего сердца, видно, она действительно так думала; и она была здесь как бы центром, средоточием всего этого бесконечного движения, всей этой суеты, связанной с чередой отдаваний и одалживаний, и человек она была очень щедрый. Но моя мать застыла, будто и не слышала ее слов, а бабушка только улыбнулась, но ничего не сказала.