Миры за мирами (ЛП)

Сыны Копья, она не могла не признать их. Но было некоторое различие. Их глаза пылали скрытым злом, их тела облекала тёмная аура, скелетообразные тени накладывались на телесный облик. На лицах у них засохшей кровью были выведены причудливые знаки и символы. Это и были те же люди, которые разрушили её деревню и, в то же время, не были. Что за жуткая сила овладела ими, и насколько злее и кровожаднее стали они теперь?

При звуке варварских рогов поля опустели, сотни работников кинулись в бесполезное укрытие, предлагаемое деревней. Канто бросил корзину с фруктами и рассматривал всадников, несущихся вниз по склонам — десятки свирепых налётчиков, вооружённых копьями с металлическими наконечниками и вопящих, словно души в преисподней.

— Сыны Копья! — сообщила она Канто, и могла поведать и больше. Но он схватил её за руки.

— Возвращайся в деревню, — велел он. — Спрячься в подвале у своего дяди.

— С ними что-то не так, — настаивала она. — Здесь что-то ещё — что-то злое…

— Беги же, — он сказал и отвернулся — встречать скачущих захватчиков.

Если бы не Онд, она могла бы остаться там, наблюдать, как он, подобно пламени, танцует среди них. Она сглупила, притащив малыша в поля. Поэтому она побежала, в то время как торжествующие вопли разбойников заполняли воздух за спиной.

Затаив дыхание, она снова вошла в дом своего дядюшки и поднялась по лестнице на высокий балкон. Оттуда она смотрела, как белое пламя кружилось среди чёрных теней и их тёмных скакунов. Копья пытались уязвить его, как жалящие змеи. Канто извивался, крутился и перепрыгивал с одного коня на другого, оставляя их без наездников. Его кулаки, ладони, пальцы и ноги встречали черепа, груди и подбородки, и часть Сынов Копья окружила его, пока их сотоварищи хлынули в деревню. Она слышала, как кричали те, кто не успел добраться в безопасное место, когда их рубили и волочили по улицам чёрными скакунами. Тем временем Канто скользил между оставшимися на склоне холма, сбивая всадников со спин их коней, пока все вокруг него не легли бездыханными на зелёную траву. Потом он запрыгнул на отбившегося коня и поскакал в центр осаждённой деревни. Анфай потеряла его из виду, когда он промчался между зданиями, где разбойники уже разожгли несколько пожаров.

Она повернулась, чтобы сбежать вниз по лестнице, к святилищу в глубоком подвале, но задохнулась от заполнившего нос зловония. Её колени ослабли и солнце закатилось, погрузив мир во тьму. На дальнем конце балкона стоял состоящий из тени человек, с пляшущим в глазах пламенем. Вместо рта у него была пасть чёрного тигра, капающая кровью с жёлтых клыков. Тело его было великолепным, как у изваяния героя, но вместо рук и ног — кошачьи лапы, снабжённые смертоносными когтями. Он стоял перед ней нагим и его животный запах почти лишил её сил. Макушка его головы мерцала, словно пляшущее чёрное пламя, в насмешку над отточенными движениями Канто на поле боя. Затем он заговорил с ней, голосом льва, научившегося человеческой речи.

— У тебя есть духовное зрение, малявка, — прорычал он. — Столь редкий цветок в этом грязном мире плоти и кости. Мы с тобой видим друг друга, верно?

— Кто ты? — прошептала она. Её голос не мог подняться громче. Она оказалась на коленях, прижимая к себе Онда, словно он оставался единственной её связью с миром живых, единственным кусочком устойчивости, удерживающим её от падения в море удушливой тьмы.

— Я — тень, что преследует пламя, — сказал демон. — Ибо у всех вещей существуют их противоположности. Я — Ка'агулот…

— Уходи… — пробормотала она. Его сверкающая тьма слепила. Крики умирающих внизу крестьян доносились до её ушей. Если бы она пошла прямиком в подвал! Смог бы демон отыскать её и там?

— Я пришёл за тобой, Одарённая, — проговорил демон. — Ты уже делаешь моё дело, заполняя Пустую Руку твоей полной грудью… наделяя земными наслаждениями того, кто отрёкся от подобных вещей. Ты заработала право служить мне… я научу тебя пользоваться силой, которую ты носишь внутри. Ты станешь моим прекрасным цветком тьмы… моей царицей чёрного лотоса…

— Нет, — сказала она, когда он подошёл поближе. Она не могла двинуться. Он вытянул волосатую лапу и притронулся к её щеке. Один из его когтей оставил пылающую метку, наполнившую её болезненным наслаждением. Она задрожала в судорогах нежеланной страсти, её тело почти корчилось в спазмах плотского удовольствия.

— Да, — сказал Ка'агулот. — Ты уже моя… моё семя набрало силу в твоём роду.