Через некоторое время над прочими вознёсся голос Ферроса Первого, Праведного Принца Шарактота. Я вспомнил его благородный лик, яркие глаза и золотой меч, который переломился вместе с его костями. Я желал бы, чтобы он сжал меня в крепком кулаке и воспользовался мной, чтобы отомстить за свою смерть. Но потом я припомнил, что он был всего лишь тенью, эхом и никогда больше не поднимет меча. Он стал меньше призрака; отколовшийся обломок сознания, попавшийся в ловушку из звёздного металла.
Я вскричал бы “Нет!” но у меня не было своего собственного голоса. Всё, что я мог — это слушать.
Он говорил правду.
Я должен.
У меня нет выбора.
Как я выполнял приказания Валликуса, моего создателя, так теперь стремился служить моим новым хозяевам: десяти тысячам отголосков погибших праведников.
Впервые за своё существование я познал иную жажду. Я жаждал искупления.
Затем я потянулся наружу, безгласным шёпотом, словно дым проходя сквозь камень, известь и железные врата. Я почувствовал, как вокруг меня бурлит и стенает захваченный город. Без достойной руки, чтобы меня поднять, я навечно останусь в ловушке этой затхлой гробницы из железа и стали. Моё восприятие тянулось по задымлённым улицам и заброшенным храмам, где истлевали кости невинных. Я осматривал каждый уголок утраченного и разрушенного Омбрус Калу. Я грезил и я шептал.
Где-то в опустившемся сердце города моё послание услышал вор в глубинах мрачной и тревожной дремоты. Он поднялся и выскользнул из логова головорезов и распутниц, скрывая лицо под капюшоном изношенного плаща.
Вор прокрался по заполненным переулкам, избегая попадаться на глаза ухмыляющимся дьяволам и марширующим отрядам бронированных копьеносцев, которые поддерживали порядок в Городе Бродящих Демонов. Когда он добрался до стен дворца, что когда-то служил домом Святому Императору, то без особого труда подкупил голодную стражу, чтобы ему позволили пройти.
Вновь вор услыхал в глубине своего разума мой шёпот, ведущий его к подземелью, где томился я. В тронном зале Валликус наслаждался мрачными удовольствиями пороков и мучений. Даже его древние глаза упустили грабителя, проползшего по верхней галерее, а потом вниз, в самые нижние глубины дворца. Наконец он достиг дверей оружейной. Единственный страж стоял там начеку, этот пост всегда содержался наготове. Тот копейщик так и не увидел разбойника, что перерезал ему глотку и забрал с его пояса ключ.
Оказавшись в стенах оружейной, вор незаметно подкрался к стене, где я висел в инкрустированных чёрными самоцветами ножнах. — Боги моих предков, я слышал тебя… — пробормотал вор. Он снял меня от стены, завернул в складки плаща и покинул дворец, словно мелькающая тень. Я так и не узнал его имени.
На украденном коне он сбежал из Омбрус Калу, держа путь на юг, мимо вымерших от голода деревень, вырезанных городов и замшелых развалин храмов.
— Яхгором, — повторял вор. Он всё время направлялся на юг, через кишащие волками холмы Арриакса в степях Тьюргии, где не было никаких городов, вызывающих у него тревогу. Один раз бродячая разбойничья шайка остановила его, но, когда он выхватил меня из блестящих ножен, разбойники в ужасе сбежали.