Бун уже вскинуто и зарядил и вскинул ружьё. Я увидел, как он выстрелил в грудь налетевшему туземцу. Дикарь рухнул замертво к его ногам. Бун выхватил томагавк, когда, завывая волком, выскочил другой индеец. Отец позвал меня по имени, но грохот стрельбы заглушил прочие его слова. Я сообразил, что он крикнул: — Пригнись! — Я скорчился за поваленным стволом и наблюдал, заворожённый и потрясённый такой жестокостью.
Туземец глубоко вонзил каменное лезвие своего томагавка в череп виллана. Звук был, словно рубят сырую древесину. Тогда там оказался Бун, воткнув нож убийце в почки и повернув его. Уже два налётчика полегли от его руки. Стрела вылетела от деревьев и попала одному из наших в руку. Он выронил ружьё, которое пытался перезарядить и ещё один вопящий индеец выскочил из темноты. Пистоль Буна громыхнул и живот туземца взорвался. Он с воем упал на землю, где его добил ножом виллан, с всё ещё торчащей из плеча стрелой.
Вылетевшая стрела задела бедро Буна, а ещё две повалили одного из наших мулов. Внутри топорного укрепления из увязанных тюков и перепуганных животных, мой отец загораживал кричащих мать и сестру. Стрела ужалила бревно в двух дюймах от моего подбородка. Я быстро пригнулся, отрываясь от этого кровавого зрелища.
— Их слишком много! — прокричал кто-то.
—
Новый залп стрел вылетел из стены ночи и второй виллан получил одну из них в ногу. Двое были ранены, двое мертвы. Мой отец был слишком занят защитой своих женщин, чтобы присоединиться к Буну и мужчинам. Я вытащил свой маленький ножик из кожаных ножен. Возможно, я сумею помочь.
Но из темноты больше не появлялось туземцев. Последняя стрела воткнулась в древесный ствол с чмокающим звуком. Таинственная тишина пала на поляну.
— Что… — начал было кто-то. Бун шикнул на него.
Все мы лежали или сидели в тишине ещё минуту… или две. Звуки потрескивающего костра и тихие стоны двух раненых мужчин. Слабые всхлипы моей сестры и матери.
Наконец Бун поднялся. — Они исчезли, — сказал он. — Не знаю, почему… но они исчезли.
Остаток ночи никто не спал. Мы жгли костёр и пили чёрный чай, чтобы не заснуть. Бун пил бренди из серебряной фляжки. Моя мать ухаживала за ранеными, которые выли, когда она вытягивала стрелы из их плоти. Если от ран не пойдёт заражение, то они выживут. Но мы потеряли двух славных парней и утром придётся копать могилы.
Перед рассветом Бун поговорил с моим отцом. — Отщепенцы чероки, — объяснил он. — Не признают договоры, заключённые с остальной частью их народа. Они всё ещё считают землю за горами своими родовыми охотничьими угодьями. Они не принимают притязаний белых людей. И, наверное, никогда не примут.
— Но я
Бун пожал плечами. — Скажите это чикамога. — Мой отец приуныл, но Бун похлопал его по плечу. — Выше голову, Каррик. Всё это здесь — часть жизни пионера. Большая опасность приносит большую награду. Вашей семье будет куда безопаснее, когда мы спустимся с этих гор. Теперь уже недолго.
Мой отец повторил слово «пионер». Словно он никогда не задумывался, кем же является теперь. Больше не лорд Каррик, не владетель графства Каррик… всего-навсего скромный первопроходец, прокладывающий дорогу через безжалостную дикую местность. Я думаю, что в тот момент он наконец понял, что избрал для себя и своего рода. После той ночи он никогда не выглядел по-настоящему счастливым… даже в самые мирные времена.
Утром мой отец со своими спутниками похоронили убитых, пока Бун отправился в обход вокруг лагеря. Он позволил мне пойти с ним, так что я всё увидел. Мы нашли в лесу девять мёртвых воинов чикамога, разбросанных грубой дугой вокруг нашей стоянки. Каждому из них аккуратно перерезали глотку, от уха до уха. И каждый из них нёс полупустой колчан со стрелами. Их луки из каштана были разломаны в бесполезные кучки палок и верёвок.
— Кто-то убил всех этих людей, — пояснил мне Бун. Я удивился, что он использует слово «люди» для описания таких кровожадных дикарей. Но я понял, что Бун уважал их. — Кто-то с металлическим ножом… кто прирезал каждого из них со спины. — Он изучил землю вокруг каждого трупа. — Не осталось вообще никаких следов… — бормотал он. Повисло неестественное молчание.
Бун поглядел на одного из убитых туземцев, как будто знал этого человека. Он сложил руки воина на груди и прикрыл ему остекленевшие глаза. Я увидел поблизости ещё одного мёртвого чикамога и что-то сверкнуло на его груди. Я подошёл поближе и увидел, как это мерцает среди засохшей крови. Синий драгоценный камень… сапфир. Не знаю, почему, но я поднял его. Вытер кровь о свой чулок и подставил камень под солнечный свет. Он заискрился и замерцал, словно кусочек замёрзшего волшебства. Я упрятал его в карман, прежде чем Бун это заметил. Или же, если он и заметил, то ничего не сказал.