Но безоговорочно поддерживал местечковых авантюристов объявляющих себя правителями отдельных штатов. В разгар усроеного им в Америке бардака я добрался до Нью-Йорка.
Хотел бежать в Европу, но понял, что бежать некуда. Имя Бронштейн я благополучно оставил позади — евреев в Анархии любили чуть больше чем русских. По английские я говорил неплохо, по немецко тоже. Сошел за эмигранта из германии. Бывалого революционера. В качестве коего и был востребован. Восстание рабочих в городе началось в феврале второго года. Ничего оригинального — обычный кровавый бунт. Жалкие остатки правительственных войск направленные подавлять бунт частично дезертировали, частично перешли на сторону восставших.
Меня прихватил один из местных комитетов. Целых шесть дней я ждал расстрела. Но, слава богу — поверили. Отправили добровольцем в действующею армию. Четыре окрестных штата колебались — кусали руку Москвы. Нью-Йорк русским не только вылизал задницу, но и сделал это от имени сразу пяти штатов — назвав себя Пятизвездочной Федерацией.
Все ожидали решительного протеста Москвы, но оказалось, что Михаилу даже интересно было кто победит. Победила наша Армия. Мне, как скромному еврею, приятно осознавать, что именно мой вклад в общее дело во многом обеспечил нашу победу.
Некоторые недальновидные личности полны революционных порывов, но плохо понимают человеческую природу. Дурни эти выдвинули лозунг — мол, революционная армия создаётся сама по себе.
На самом деле этот согнанный сброд сдерживали вместе только сои армейские комиссии. Они и только они вселяли в бойцов и командиров должное почтение к решениям ЦК. В войне были поражения, были победы. Больше двух лет борьбы. В феврале пятого я был уже членом ЦК — курировал работу с молодёжью — ни армию, ни флот, ни НАРПОЛ мне не доверяли, боялись моего усиления. Правильно боялись. И вот боле менее сносно наше государство существует уже десятилетие.
Слушаем и слушаемся Кремль. Играем в мировую революцию в отдельно взятом государстве. Над моей теорией перманентной мировой революции все смеются. Царь же может поставить эксперимент, на то он и царь. Ни кто кроме него не сможет погасить или раздуть мировой пожар. О моей настоящей фамилии знают русские. Посол ещё в десятом поведал мою историю нашему председателю. Но, слава богу, пока не трогают. Пока я вписываюсь в их видение мира — я полезен, будучи живым. Как только я буду мешать работе механизма, меня удалят.
Ну да ладно, все это лирика. Пойти к океану, освежиться что ли? За мной двинулись два верных телохранителя. Проверенные бойцы. Еще с армейских времён.
Господи, что это впереди у порта за переполох. Подоспели первые очевидцы — возле острова всплыла подлодка. Ясно, что Русская, так как более некому иметь не позволяется.
Уж, не по мою ли душу? Как это требуют доставить меня? Да вы что? С согласия ЦК? Но помилуйте здесь написано выдать некоего Бронштейна, а не меня.
Ты не можешь им выдать меня товарищ Соренсен. Мы же с тобой друзья. Дайте хоть с женой попрощаться Иуды.
Ребята мы же с вами воевали вместе. Дайте мне уйти. Спрятаться. Не отдавайте ради Христа меня этим варварам.
Глава 39
Территория Российской Империи.
Земля. Москва.
1980–1996.
"Хранитель обязан отречься от всего для выполнения своей миссии. Максимально слиться с толпой, находясь на минимальной дистанции от объекта возможной атаки. Объект должен быть уничтожен любой ценой. Помните, ваша жалость к случайным жертвам может стать причиной гибели Империи." Небо было и остаётся моим призванием. Я бредил им с детства. Ещё больше я мечтал о космосе. Но не суждено мне было. Нет, не из-за медкомиссии. Здороья у меня хватает на троих.
Просто когда в 1980-м мне стукнуло 16, и я зачитывался автобиографией Тупицына "Первый полёт", мой старший брат внезапно умер. На тренировке сорвался и упал. С пятого этажа. На пальцах, идиот, по кирпичной кладке лез. Скалолаз хренов.
Вот отец через месяц после его гибели мне и заявил — мол, не получилось из Сашки преемника, придется теперь тебе сдюжить.
Я ему — папа, конечно конфетной фабрикой трудно, наверное, управлять, но я летать хочу. Тори эти конфеты синим пламенем.
Вот тогда отец мне и открылся. Хранителем он оказался. Показал мне два бланка, написанные рукой Великого. На убийство царских особ патент. Объяснил, что вначале было отобрано 40 юношей за беспредельную честность. И предложенно им было заняться вот такой работой. Колеблющиеся и не выдержавшие испытаний отсеялись. Осталось 16.
В ту ночь к Хранителям, а среди них был и мой дед, прибыл Михаил. Место подготовки было выбрано на Урале, исключительно безлюдное. Последовал приказ, и Хранители уничтожили всех учителей и персонал. Никто кроме них самих и Императора не знал боле их лиц.
В период подготовки в них также проверяли тягу к мирским профессиям.
Первый юноша стал футболистом, второй купцом, третий воином, четвертый, мой дед, фабрикантом.
Остальными были музыкант, поэт, рыбак, крестьянин, приказчик, банкир, философ, повар, врач, учитель, писатель, актёр.