Мишель

… С Розой можно было поговорить о чем угодно; кроме того, она знала бесчисленное множество всяких историй: о циркачах, о разных происшествиях и скандалах из прошлого; а еще очень нравились Мишель рассказы Розы, которые та называла «жизненными уроками». Она знала о цыганах все, и то, что она о них рассказывала, вовсе не совпадало с тем, что говорила о них мама. Конечно, они делали кое-что, чего делать не следует: крали деньги, обманывали людей. Но ведь все это только потому, что они, изгои, были вынуждены так поступать. И не были они никакими отбросами общества, как утверждала мама: у них тоже была своя религия, и жили они согласно строжайшим установлениям и обычаям — более старым, чем сама жизнь.

Но если ты сам не цыган — гляди в оба, потому что, на их взгляд, нет ничего предосудительного в том, чтобы облапошить чужака не из их племени, и тогда они будут тебе бессовестно врать и при этом невинно смотреть в глаза.

«Задай десяти цыганам один и тот же вопрос — и ты получишь десять разных ответов, — сказала однажды Роза. — Задай один и тот же вопрос десять раз цыгану или цыганке — и ты снова получишь десять разных ответов».

Были у Мишель в цирке и другие друзья, о которых она дома ничего не рассказывала. Например, Барки Песья Морда. Он, правда, был взрослым, — совсем как папа. Сперва она жутко его испугалась — ведь он такой безобразный! — но когда она упала с батута на малой арене и Барки поднял ее, глаза у него оказались такие добрые, Мишель увидела в них столько сочувствия, что бояться его уже было просто невозможно. Но мама такую дружбу уж точно не одобрит, как не одобрит и привычку Мишель кормить Конни булочкой с изюмом, прихваченной из походной кухни.

Конни была самой старой слонихой в цирке и самым большим другом Мишель. Однажды, когда Дэнни с приятелями дразнил ее, она спряталась за Конни. Старая слониха подняла хобот, воинственно затрубила — и мальчишки дали деру.

Молодой доктор тоже был ее другом. Он и вправду был молодой, в отличие от Барки. Док дружил с Розой, и когда Мишель приходила в зверинец, всегда долго беседовал с ней. Что касается Дэнни, то ему с некоторых пор запрещалось ходить к зверям, и Дэнни это просто бесило.

«Пока не научишься вести себя как джентльмен, в зверинец ни шагу», — категорически заявил папа, узнав, что Дэнни дразнил детенышей Поппи, бенгальской тигрицы.

А еще был Куки. Тот, когда пек шоколадный кекс, всегда оставлял для Мишель кусочек побольше. Вообще-то мама не разрешала ей есть ничего шоколадного, но ведь она так любила сладкое! «Самое главное, чтобы мама не знала и зря не волновалась», — так ей всегда говорил Куки, отрезая кусок кекса и заворачивая его в фольгу. И при этом делал большие глаза. Разумеется, он называл маму не мамой и даже не миссис Брадфорд, как остальные циркачи; он величал ее Королева Фи.

Ее, Мишель, он называл Принцессой Морковкой, а с этой весны — Принцессой Мишель, и при этом всякий раз подмигивал Черному Джо, своему повару.

Многие друзья Мишель не пришлись бы маме по вкусу. Скажем, ребята Валуччи. Они не говорили по-английски, зато свободно болтали по-французски, и это было просто отлично, потому что можно было с ними разговаривать, а остальные ничего не понимали. Питер Валуччи учил ее прыжкам, кульбитам и прочим акробатическим штучкам. Только вот когда в последний раз она ездила с папой на «зимние квартиры», Питер повел себя очень странно. Он позвал Мишель в конюшню, чтобы показать на сене какой-то новый трюк, а там вдруг обнял и попытался поцеловать.

Она вырвалась и огрела его граблями так, что он взвыл и обозвал ее дурой. Но урок он получил хороший! Ну и лицо у него было, когда она саданула ему по ребрам деревянной ручкой!.. Да, было много всего, о чем мама не имела ни малейшего представления.

… За дверью раздался какой-то шорох и, приоткрыв ее, Мишель увидела крадущегося мимо ее купе Дэнни. Распахнув дверь настежь, она выскочила в коридор совершенно рассвирепевшая.

Дэнни глуповато ухмыльнулся и почесал в затылке.

— Я как раз собирался к тебе постучать, — сообщил он.

— Как же, вижу!

— Нет, серьезно. И кстати, тебе лучше поторапливаться, если ты намерена идти со мной!

Мишель не удостоила его ответом. Она молча зашагала за ним мимо пустых купе, ибо папа ехал в другом конце вагона, а дедушка Сэм уже давным-давно сладко спал на мягкой кровати в одном из отелей Атланты. Через две недели приедет мама — и тогда конец веселью.

Но сегодня — это сегодня, и она была уверена, что впереди какое-то приключение. Сердце Мишель взволнованно трепетало. Как это здорово — жить на свете и чувствовать себя счастливейшей девочкой, потому что и ее дед, и ее отец — владельцы замечательного цирка!

2

Никому на свете, даже Кланки, Мара не призналась бы, что время от времени подумывает об уходе из цирка. В конце концов, через два года ей стукнет шестьдесят. Не в том дело, что она устала от цирка, — как можно устать от того, что стало неотъемлемой частью твоего существования? — но она не ощущала в себе прежней энергии. Мистер Сэм называл это «ноги в руки и давай!».