Мишель и Антон. Часть 2

Я надеялась, что наш процесс мытья хоть немного будет содержать прежние эротические нотки, но ожидания смылись уверенными руками Антона так же, как грязь с меня. Антон даже не взглянул на меня, как прежде. Он меня просто мыл, аккуратно, бережно, но без какой-то забавы, игры или заигрываний. Затем отнес в постель, где насухо вытер и даже помог надеть сорочку. Он взял влажное полотенце и вышел. А я не в силах сдержать слезы обиды, накрылась одеялом. Вскоре послышалась трель телефона Антона и хлопнула дверь. В квартире воцарилась страшная тишина. Куда ушел Антон, я не знала, а внутренняя Богиня шептала какие-то неприятные варианты, пришлось отключить её и уснуть.

Глава 3

7 июня( четверг)

Когда открыла глаза, комната отозвалась унылой пустотой. Я тихонечко лежала, прислушиваясь к звукам еще не проснувшегося дома и города. В всегда светлую комнату еще не заглядывало солнце, а легкая тюль на окне шелестела от проникающего ветерочка. Её шорох-единственный звук. Если прикрыть глаза, то можно представить юг, как вдали крадется море по песочному берегу, шепчет и зазывает поиграть. Вот-вот закричит чайка, и воздух будет обдувать лицо свежим, прохладным бризом.

– Кхе.

Я дернулась, испугавшись неожиданного звука, не вписывающегося в мои грезы.

– Ой, ты чего, малышка? Испугал? – Антон положил мне на плечо крупную ладонь.

Я улыбнулась, осознавая, что он тут, за моей спиной. Значит, вернулся, и я еще его малышка. Губа остро заболела, от натянувшейся улыбки, и я её накрыла пальцами, будто это движение могло успокоить саднящую плоть.

– Болит? – Антон перегнулся через меня. – Покажи-ка.

Он отнял мою руку от лица и осмотрел внимательно губу. Я же заглядывала в его глаза, ища в них его настоящую реакцию, что он испытывает теперь, глядя на меня. Отвращение? Разочарование? Прочитать его лицо я не смогла, испытала досаду. Что лучше: отвращение или неопределенность? Первое – конкретная эмоция, с которой можно работать. В моём случае слишком много вариантов.

– Светлана сказала, в субботу можно будет снять швы, к этому времени отек полностью уйдет. Я купил крема, которые она рекомендовала, сейчас надо будет нанести их на все твои синяки.

Он встал с кровати и направился в зал, мне осталось лишь наблюдать за его широкой спиной, удаляющейся непонятно куда. Я решила, что этого утреннего непонимания с меня достаточно, и, закрыв глаза, попыталась проспать неправильно начавшееся утро.

– Мишель, эй, Мишель, надо обработать синяки.

Антон вернулся с тюбиком мази в руках, я посмотрела на него, на тюбик, опять на него.

– Давай намажу, и пойдем позавтракаем.

– А работа?

– Ну куда же я тебя оставлю? Поработаю из дома.

Но ночью оставлять не побоялся, подумала я, но вслух не сказала, радости от того, что он не уйдет мне хватило, чтоб скрыть печаль.

Я медленно села и вытянула руку, ожидая, что получу мазь, но он всё сделал сам, выдавив густую полосочку на палец, шлепнул им мне на губу. Было больно, и это выразилось у меня на лице, Антон извинился, и стал чуть более аккуратен.

Справившись с губой, когда я уже чувствовала себя достаточно дискомфортно от нашего мероприятия, Антон, подцепив мизинцем лямку на моем плече, скинул её вниз, обнажив одну грудь. Я замерла в ожидании, когда он проделает то же самое с другой стороны. Моё ожидание было вознаграждено, и сорочка соскользнула до бедер. Под взглядом Антона соски напряглись, а снизу появилось тяжелое томление, казалось бы уже забытое чувство за последние дни.

Освободив руки, я медленно опустилась на подушку, поглядывая на Антона. Ожидая, сорвется он с цепи, как раньше, или мой вид потерял для него желанный вид. Взгляд Антона прошелся по моей груди, он шумно сглотнул слюну, и когда я решила, что воздух разогревается, наши взгляды встретились. Он тряхнул головой, выдавил еще порцию мази и стал размазывать её по моим ребрам. Я чувствовала страшную боль, но болела не губа или ребра, по которым скользили его пальцы, болело сердце, как бы это не звучало антинаучно. Я была окончательно не любима и отвергнута. Внутри меня сгорало в пепел всё прекрасное, что посадил за эти недели Антон. Огромный пожарище внутри, но наружу я не выпустила ничего. Антон скинул одеяло и стал мазать мои ноги, спокойно, размеренно, не выразительно. Мне подумалось, что мы с ним поступаем одинаково, не показываем свои эмоции, я – боль, а он- отвращение. Как только он закончил, я постаралась поскорее надеть сорочку и закрыть своё тело от его взглядов, наверняка полных ледяных чувств.

Медленно встав, я пошла в гардероб за одеждой, которая могла бы скрыть моё тело, хотя бы на то время, пока Антон рядом, или не зажили синяки. Мужчина не пошел со мной. Он остался на кровати, сохранив молчание. Да и о чем говорить? Расстаться он со мной не может, это я понимаю, хотя бы пока я не поправилась. Оставить одну – тоже не по-человечески. А находиться со мной вблизи ему больше неприятно, не говоря уже о необходимости общаться и видеть моё калечное лицо.