Говоря это, Сэм позволил своему голосу немного дрожать, словно от сдерживаемого гнева. Не то чтобы он очень притворялся, но…
— Они могут… — процедила сквозь зубы Есилькова. Ее глаза сузились. — Тейлор Маклеод может вертеть твоей работой и твоей задницей как пожелает. Не надо тут рассказывать, на кого ты работаешь.
— Я не работаю на Маклеода, — отрезал Йетс, сверкнув глазами.
Есилькова промолчала. Она уже видела его таким спокойным раньше. Спокойствие предвещало бурю.
Йетс облизал губы, но это не помогло: язык его тоже был сухой. Он хрипло сказал:
— Я правда ни о чем таком не думал, когда вызвал тебя. Я считал, что так будет лучше. А если кто-то считает, что я поступил неправильно, ни у кого из них не хватило смелости сказать мне это в лицо.
Соня засмеялась и встала.
— Правда? — переспросила она с кошачьим потягиванием, которое Сэм хорошо помнил. — А меня спрашивал один важный чин, была ли какая-нибудь возможность вывести тебя из игры, когда я поняла, в чем дело.
Йетс приподнял бровь.
— Секретарша этого парня прилетает следующим рейсом, — продолжала Есилькова. Она тряхнула своими светлыми волосами. — Ее виза затерялась в компьютере, поэтому ее, беднягу, продержали двенадцать часов на пересадочной станции.
Йетс тоже встал, стараясь двигаться осторожно. Быстрые движения на Луне приводили к ударам о потолок или о противоположную стену.
— Им придется крепко подумать, прежде чем они решатся превратить дело с пришельцем в игру «ковбои — индейцы».
— Именно этим уже занимаются ваши во главе с Маклеодом, — проворчала Есилькова.
Сказано было ехидно, но напряжение уже спало, и Йетс остался спокойным. Кроме того, это было правдой. Йетс уже научился более или менее оставаться спокойным, когда в глаза ему говорили правду.
Поэтому он усмехнулся и сказал:
— От нас не жди хороших манер. Кроме того, никто не назначал Маклеода заместителем Господа Бога. Что бы он там ни думал.
— Или что бы там Элла ни думала, — подхватила Есилькова.
Йетс покачал головой. Этот жест относился не к последней фразе, а ко всему их разговору.
Он расслабленно оглядел маленькую комнату. Она стала еще более захламленной, чем в период его недолгого пребывания тут. Отчасти в этом была виновата Есилькова. В полицейском участке личного пространства не было ни у кого, поэтому у нее выработалась привычка занимать освободившееся место чем попало. Не займешь ты, займут другие полицейские в следующую смену.
Появилось много новой аппаратуры, которую Йетс как комиссар Безопасности притащил с собой, — она полагалась ему по чину. В трех углах стояли головки голографического проектора, который мог показывать картинки в два раза больше, чем аппаратура, которой пользовался инспектор.
Сейчас все телефоны были отключены, но если бы потребовалось, Йетс мог связаться с Землей или с поясом астероидов через секретный 25 — сантиметровый канал. Для этого у него стоял передатчик, занимающий половину стола.
— Откуда у тебя это? — недоуменно спросил Йетс, показывая на голотанк и стены.
Это был обыкновенный прибор, ничего особенного, но совсем новый. Старая развалина, с которой он намучился, когда еще был инспектором, исчезла.
— Спустя три дня, как я вступила в должность, — осторожно сказала Соня, — пришли какие-то парни, притащили эту штуку и сказали, что это особый заказ от комиссара Безопасности.
— Черт! — ругнулся Йетс. — Черт, да, теперь я вспомнил, это я приказал. Совсем забыл, Соня, — он потер виски ладонями, прикрыв глаза. — Проклятая работа…
— Мы были очень заняты, ты и я… — мягко сказала Есилькова, и ее голос звучал не с того места, где она стояла, когда Йетс закрыл глаза, а ближе.
Он посмотрел на нее. Она легко коснулась его плеча. Сэм взял ее руку в свою и сказал тихо:
— Соня, я позвонил тебе за пять минут до появления Шеннона. Я был зол и…
Он не мог сказать — «я ревновал». Она была замужем. А Сэм был убежденным холостяком, слишком гордым для того, чтобы интересоваться, кто спит с ней.
— Я ревновал, — все-таки сказал он, потому что это было действительно так. Эти слова не сделали его еще большим идиотом, это было невозможно. — Это было в последний раз.
— Мы были очень заняты, — повторила она, проводя пальцами по его груди.
В кабинете не было нормальной двери, а только звукоизолирующая занавеска. Есилькова оглянулась на нее, когда Йетс притянул ее к себе одной рукой. Другой рукой он привычно полез ей под пуловер.
Если комиссар Безопасности настаивает, то она не против, хотя для выполнения того, к чему шло дело, в захламленном кабинете им пришлось бы прислониться к стене.
Йетс никогда не отступал, если дело зашло так далеко.
— Дай, я сама, — прошептала Есилькова, касаясь застежки своих брюк.
Зазвонил телефон экстренной связи.
Йетс повернулся к столу, где стоял его огромный аппарат.
— Я сказал своим, чтобы никто меня не беспокоил, — проворчал он, протягивая руку к трубке. — Кто это там такой непонятливый…
В трубке раздался длинный гудок, а тревожный звон повторился.
— Извини, Сэм, — пробормотала Есилькова и нажала клавишу своего собственного телефона, который не был отключен.