Мишень любви (СИ)

Воспоминания явились так некстати, непрошенные, растеребившие душу, и напомнили об Анином предательстве, о сыром подвале, изуродованном лице и сломанной жизни. И о любви. Отчаянной, безудержной и исцеляющей. И от этих воспоминаний вдруг стало больно и невыносимо страшно, что жизнь ее кончилась в том подвале и ничего никогда у нее больше не будет. И в глазах потемнело, и дыхание сбилось, и голова закружилась. А боль острым ножом воткнулась в спину, разломила надвое. Аня закричала.

Что было дальше Аня помнила смутно - боль выжгла сознание - только чьи-то сильные руки и голоса. Мужские. Один встревоженный, другой злой. И этот другой, чуть хрипловатый, не давал ей провалиться в болезненную черноту, вытягивал и каким-то чудом забирал боль. И она выкарабкивалась, зубами выгрызала у боли свою жизнь. И этот такой знакомый голос становился все ближе, реальнее. Откуда она его знает? И почему он злится на нее? Что она сделала? Рано встала? Так это врач должен злиться, а он обеспокоен. Аня уже распознала, что первый голос принадлежал доктору Костромину. А второй? Надо спросить, а как, если голос не слушается, ломается, как лед, и срывается до хрипа.

-- Почему... - она сжала ладонь доктора, - тот...он...злится на меня?

-- С ума сойти, - выдохнул обладатель злого голоса. И Аня вдруг почувствовала, что он улыбнулся. -- Анька, - прошептал совсем рядом, - от тебя с ума сойти можно.

-- Это точно, - весело согласился Костромин, выпустив Анину руку, которая тотчас оказалась совсем в другой, горячей и не менее сильной ладони. -- Ты только ей вставать не давай, Илья. Рано еще. А то она у тебя резвая, как я погляжу, - добавил он где-то далеко и пропал.

-- Как ты, принцесса? - спросил голос. И Аня узнала. Илья. Ее Илья. Он рядом. Он все-таки пришел. Пришел? Не открывая глаз, она пощупала его руку под рукавом. Илья перехватил ее запястье и потерся щекой о ладонь, поцеловал каждый пальчик. А Аня все боялась открыть глаза. Боялась, что он всего лишь сон, плод ее воображения. Потому что она так сильно хотела, чтобы он пришел, что становилось больно затылку. И бросало то в жар, то в холод.

-- Я испугался, - говорил Илья, нежно касаясь ее лица. Аня вздрогнула, когда его губы коснулись кривого шрама от виска до шеи, - когда ты закричала, - она попыталась отстраниться, закрыть свое уродство, но Илья не дал. -- Тебе больно? - Аня не знала, что ответить. Не могла же она ему признаться, что боится открыть глаза, боится, что он исчезнет, но больше всего ей стыдно, что он видит ее такой уродливой. И жалеет ее.

-- Аня? Аня, посмотри на меня! - он снова разозлился. И глаза сейчас наверняка черные, как небо перед грозой, от злости. Вот бы сейчас заглянуть в них. -- Аня, я кому говорю. Посмотри на меня! Ну же!

И она посмотрела. У него было бледное лицо, синяки под глазами и черные, с синевой глаза. А на губах играла улыбка. И от этой улыбки, такой родной и счастливой, вмиг потеплело на душе, и сердце перестало выскакивать из груди, и страх сбежал из Аниной головы трусливой крысой.

-- Это ты? - проскулила Аня, осторожно потрогав полумесяц на щеке Ильи. -- Это и вправду ты?

Вместо ответа Илья захохотал.

-- Ну конечно это я, - весело проговорил он и зачем-то отодвинул ее от края.

-- Ты пришел. Ты все-таки пришел, - шептала Аня, как зачарованная наблюдая за его странными манипуляциями. Вот он встал, выпустив Анину руку. И она вдруг почувствовала себя брошенной. И стало холодно. И мурашки пробежали по спине.

-- Ну конечно я пришел. Разве могло быть иначе? - вот он присел на край кровати, от которого только что отодвигал Аню, скинул туфли, лег рядом и сгреб Аню в охапку. И в один миг его стало так много, и он оказался везде, вокруг нее. Или она в нем? Не разобрать. Да Аня и не хотела разбираться.