— Даже под вашим, — упрямо ответил Серов и добавил: — Я больше всего люблю свободу. А свобода — это прежде всего возможность выбора, которой, не мне вам рассказывать, на любой службе нет и не может быть.
— Да, здесь ты прав, — согласился генерал Воронцов. — Со свободой, тем более свободой выбора, у нас напряженка. Гораздо приятнее ощущать себя Робин Гудом на байке. Но помни, что для профессионалов такого, как ты, класса у нас всегда найдется работа.
— У вас и без меня хватает профессионалов, молодых, дерзких. — начал было Серов.
Но генерал Воронцов его прервал:
— Профессионализм — это прежде всего холодный рассудок и опыт. А горячее сердце и дерзость в нашем деле, сам знаешь, может привести к гибели. Дерзить может и школьник, а вот семь раз отмерить, а один раз отрезать. Для этого нужны сила воли и выдержка, которых тебе не занимать. Ну, в общем, знай, что мне всегда приятно с тобой работать.
На том они тогда и распрощались. Генерал Воронцов продолжал служить, а Серов реализовывал свое право на свободу. Он съездил на два байкерских фестиваля, помог своим друзьям в одном весьма деликатном и запутанном деле. В общем, продолжал жить так, чтобы всегда оставалась свобода выбора. Антитеррористическую операцию, во время которой ему приходилось носить с собой ксиву нештатного сотрудника ФСБ и постоянно поддерживать контакт, выполнять приказы генерала Воронцова, он вспоминал как не самое лучшее время в своей жизни. Поэтому, когда вдруг в начале ноября Серов услышал в трубке бодрый голос генерала Воронцова, ему стало не по себе.
Он ведь понимал, что чины такого ранга просто так звонить не будут. У генерала Воронцова было какое-то новое дело. Но Серов не предполагал, что дело это самым непосредственным образом связано с успешно проведенной год назад операцией.
Звонок раздался ранним утром. И хотя Серов привык вставать рано, в этот раз его в буквальном смысле вырвали из сна.
— Приветствую тебя, Серов! — бодро начал генерал Воронцов. — Не передумал еще? Кризис на дворе. А у нас стабильная зарплата. И работа не для кисейных барышень, а для настоящих мужчин.
— Доброе утро! Рад вас слышать, — проговорил Серов, стараясь быть вежливым, и добавил: — Но я уверен, что вы звоните мне совсем не затем, чтобы пригласить к себе на службу.
— Ты, как всегда, прав, старина, — согласился генерал Воронцов и предложил: — Разговор у меня к тебе есть, не телефонный. Ты еще не успел выпить кофе?
— Только собираюсь.
— Ну, тогда давай встретимся где-нибудь в кафе.
— Вы уже на работе? — уточнил Серов.
— Да.
— Хорошо. Я подъеду через полчаса в кафе напротив.
За чашкой кофе генерал Воронцов в задумчивости произнес:
— Ты, надеюсь, помнишь, какая дата приближается?
— Сначала День единения, потом День седьмого ноября. — стал перечислять Серов.
— Это у нас с тобой День единения и День седьмого ноября. А у террористов одна дата на уме — одиннадцатого-одиннадцатого, — подчеркнул генерал.
— Неужели опять что-то готовят? — удивился Серов.
— Это в Интерполе и ЦРУ думают, что террористы что-то опять готовят. Ну, а когда они думают, нам приходится работать. После событий вокруг храма Василия Блаженного им ничего не стоит убедить наше руководство, что существует угроза нашей безопасности.
— А Ахмед? Где он сейчас? Что с ним? — поинтересовался Серов.
— Из-за Ахмеда я тебя и тревожу. — признался генерал Воронцов.
— А что, он снова в Москве? — удивился Серов.
— Никто этого не знает.
— То есть как это никто не знает? Ведь интерполовцы ездят за ним по миру, не отстают ни на минуту. И даже выделили отдельного человека. Колпак над ним носить.
— Ты имеешь в виду мистера Смита? — уточнил генерал Воронцов.
— Ну а кого же еще. Что, неужели и он не в курсе, где сейчас находится террорист номер один? Я думаю, что если даже мистер Смит выпустит Ахмеда из вида, то Ахмед мистера Смита не выпустит из поля зрения. Они же друг друга под колпаком держат.
— Дело в том, что теперь, к сожалению, мы не имеем возможности контролировать. Ахмеда, он не только для нас, но и для интерполовцев стал человеком-невидимкой.
— Человеком-невидимкой? — удивился Серов.