Мишка и Трубочист

- Это на улице? - спросила Мишель, забыв на минуточку, что за окном зима, мороз и метель.

- Нет, - Михаэль провел кончиками пальцев по ее бедру, выводя замысловатые узоры на чувствительный коже, - это соседи.

- У тебя есть соседи? - удивилась Мишель.

- Конечно. Как у всякого обычного человека.

Мишель подняла голову и смотрела, как шевелятся его губы. Сюда, в нишу с кроватью еле - еле доходил свет от камина, и в легкой полутьме его лицо казалось каким-то нереальным.

- Я никого не видела, - сказала Мишель, чуть меняя позу, чтобы его рука легла ей на попу.

- А кого ты хотела видеть? - Михаэль провокационно сжал мягкое полушарие.

- Никого, просто почему-то мне показалось, что ты живешь тут один.

- Нет, внизу еще несколько квартир.

- Странно, - задумчиво сказала Мишель.

- Ничего странного.

- Этот дом очень идет тебе. Странно, что приходится его с кем-то делить.

- Боюсь, что этот дом был бы слишком велик для меня одного. Мне вполне достаточно чердака. Чердак мне идет, как ты считаешь?

Вместо ответа Мишель примерилась и лизнула его бок.

- Щекотно!

- Ты боишься щекотки?

- Представь себе, боюсь.

- Значит, ревнивый.

- В смысле? - не понял Михаэль.

- Говорят, если человек боится щекотки, значит он ревнивый, - пояснила Мишель. - Неужели не слышал?

- Ни разу. Но, кажется, это правда.

- Ты ревнивый?

Михаэль приподнялся, крепко поцеловал ее в губы и ответил:

- Да! Я очень ревнивый. Просто ужасно.

Они полежали еще немного, а потом Михаэль сел в постели.

- Мне надо немного поработать, - сказал чуть виновато. - Прости.

- Работай на здоровье, - расслаблено ответила она. - А я буду валяться.

- Отлично.

- Миша, - позвала Мишель.

Трубочист остановился и удивленно посмотрел на нее.

- Что? - спросила Мишель.

- Ничего, - он продолжил улыбаться.

- Что я такого сказала?

- Меня никто так не называет - Миша.

- Тебе не нравится?

- Нравится.

- Мне нельзя тебя так называть? - допытывалась Мишель.

- Тебе - можно.

- Миша, - повторила она.

- Тогда я тоже буду называть тебя Миша. Можно? - спросил Михаэль.

- Тебе - можно, - согласно кивнула Мишель и вытянулась на кровати.

- Пойду я от греха подальше, - сказал Михаэль.

- Иди, - царственно разрешила Мишель. - Иди и думай обо мне!

- Миш, мне бы поработать хоть чуточку, - взмолился мужчина.

- Хорошо, поработай чуточку, а потом думай обо мне.

- Я лучше приду к тебе в кровать, - хохотнул Михаэль.

- Я буду ждать.

- Нет, спи. Завтра рано вставать.

Когда он ушел, Мишель укрылась одеялом, закрыла глаза и улыбнулась. Какая же она молодец, что приехала в Таллин!

10

В январе пляж Пирита прекрасен.

Возможно, он прекрасен и летом, но Мишель ни за что не променяла бы эти  январские дни на какие-либо другие.

Замерзший песок и скованный льдом берег Финского залива, пронизывающий насквозь острый, соленый ветер и никого, кроме них двоих.

На пляж они едут на машине. У Михаэля большой и надежный Ровер, не новый, но вполне приличный. Эта машина ему удивительно идет, и Михаэль уверенно держит руль,  следя за дорогой и изредка поглядывая на Мишель.

Она сидит рядом, на пассажирском сидении и позволяет себе любоваться мужчиной.

Да и как им не любоваться? Ведь он такой…. Такой….. Красивый, сильный, заботливый.

Вот  и сейчас, перед поездкой, сделал кофе и налил его в большой термос, а на вопросительный взгляд Мишель пояснил:

- Зима. Все кафе на пляже закрыты.

И Мишель с трудом сдерживает себя, чтобы не повиснуть у него на шее и расцеловать, до того она тронута этим простым жестом.

На пляже они гуляют, крепко держась за руки. Ветер бьет им в лицо, и теперь очередь Мишель проявить заботу о мужчине.

Она натягивает ему на голову меховой капюшон, поправляет шарф, требует надеть перчатки. Михаэль сопротивляется, уверят, что ему не холодно, но она каким-то шестым чувством знает, что  ему просто очень нравиться ощущать ее руку в своей. Даже через шерсть ее варежек.

Несколько часов на пляже, потом поездка по окрестностям Таллинна и, вернувшись домой, они засыпают сразу после еды. Спят крепко, почти до утра. И во сне все также держаться за руки.

А на следующий день Мишель везут в Тарту, к бабушке.

Вопреки ее представлениям о бабушке Михаэля, пожилая родственница оказывается совершенно другой, не такой, какой представлялась. Это не бабушка, в понимании Мишель. Это немолодая дама в строгом темном платье с белоснежным кружевным воротничком и гранатовой брошью. Бабушка преподавала высшую математику и сейчас еще занимается со студентами в частной порядке. Она строга, но доброжелательна. Принимает Мишель по высшему разряду - в гостиной сервирован кофе.

Тонкий белоснежный фарфор, горячие, истекающие маслом булочки и джем домашнего приготовления. Разговор вроде и ни о чем, но Мишель понимает, что ее пристально изучают, оценивают, возможно даже с кем-то сравнивают. Только делается это так ненавязчиво и интеллигентно, что не вызывает  у нее отторжения. Наоборот, хочется сделать все возможное, чтобы понравиться этой строгой даме. Кажется, ей удается произвести положительное впечатление - уже прощаясь, Мишель удостаивается вполне искренней улыбки и повторного приглашения в гости, на этот раз на пироги.