ЭНН
Ухажеры моей сестры – ужас что такое. У Фреда такой здоровенный кадык, будто он проглотил набалдашник трости. А этот несчастный Мэтью, ну, вы сами увидите… Удивительно, как его еще ветром не сдуло, с такими-то ушами! Я так вам рада, Черити! Уж мы-то с вами позабавимся.
Я смутно подозревала, что за глаза Энн так же легко может потешаться и надо мной. Зато она отвлекала от грустных мыслей и не требовала поддерживать беседу. Энн разговаривала сама с собой, прямо как Кук. Кря-кря-кря.
ЭНН
А тот очаровательный кролик по-прежнему живет у вас, как же его звали?.. Ах да, Роберт! И та уморительная мышка… Помните, она сделала пипи на мое платье, пф-ф-ф, и мы так смеялись!
На этот раз Питер меня не подвел. Он вставал на задние лапы, считал до четырех и прятался по команде под кровать. После слов «Ку-ку, Питер!» он должен был вылезти. Что он и сделал – на четырнадцатом «ку-ку».
ЭНН
Какая прелесть! Вы должны показать его Филипу, он изнывает от скуки. Кроме книг бедняжка ничего не видит. Тетушка Дженет волнуется: он так исхудал за зиму. Ой, гляньте, как он шевелит носиком, словно слушает нас! Это вы нарисовали все эти грибы, Черити? Меня восхищает ваше терпение! Я как вспомню те ужасные уроки с вашей прислугой, как ее звали… Ну та, ваша гувернантка! Адель! Нет, Бланш. Мама еще из-за нее выгнала герра Шмаля. Вот это история! Да-да, крошка Питер, мама выгнала ужасного господина. Нет, он слушает, определенно слушает!
Увы, мне тоже приходилось слушать. К счастью, Табита догадалась приоткрыть дверь и впихнуть в комнату Кука, имевшего привычку крякать всякий раз, как кто-то громко говорил рядом с ним. Секунду он рассматривал кузину Энн, склонив голову набок. А потом испустил первое «кря-кря».
ЭНН
Боже мой, это еще кто? Утка! У вас еще и утка, Черити?!
КУК
Кря-кря-кря-кря.
ЭНН
Она слишком громко крякает. Надеюсь, хоть не кусается? Ах нет, я перепутала, это гуси щиплются. А как она ладит с кроликом?
КУК
Кря-кря-кря-кря.
ЭНН
Я ее побаиваюсь. Пошла вон, кыш!
Но последнее слово осталось за Куком:
Меня насторожили слова кузины о том, что Филип сильно похудел: ведь когда я видела его последний раз, он уже выглядел сильно изможденным. Приехав во вторник вместе с мамой на очередное чаепитие в поместье Бертрам, я застала кузена в библиотеке; он читал книгу, полулежа на софе. Кожа обтягивала его выступающие скулы, под глазами чернели круги.
ФИЛИП
Подумать только, моя маленькая кузина! Как любезно с вашей стороны принести глоток свежего воздуха! Прикройте за собой дверь.
Он вздрогнул, словно я сама была сквозняком. Как обычно, я понятия не имела, что сказать.
ФИЛИП
Я как раз читал Бена Джонсона. Вряд ли вы о нем слышали.
Я
Нет, я читала… «Каждый по-своему».
Филип показал обложку книги. На ней было написано «Каждый по-своему».
ФИЛИП
Это затмевает все комедии Шекспира.
Я
Как можно! Да худшая комедия Шекспира в сто раз лучше, чем лучшая – Бена Джонсона!
Казалось, Филип не верит своим ушам: какая-то девчонка рассуждает о Шекспире. Потом я снова изумила его, декламируя на его выбор любой из ста пятидесяти сонетов.
ФИЛИП
Всегда считал, что цепкая память – достоинство идиотов, но вы доказали, что я ошибался.
Это даже немного походило на комплимент.