– А на какую сумму вы рассчитываете?
И снова в вопросе не прозвучало ехидства, а только доброжелательность и стремление помочь. «И что я раньше думала, что тут одни кривляки да пустомели работают? – сама себя укорила баба Надя. – Вон какая девочка приветливая…»
Но по большому счету понимала – с желанием тратить деньги в магазинах надо родиться. А Надю Губкину даже в молодые годы с трудом в магазины затаскивали. Тряпичниц – презирала!
А уж продавщиц – так на дух не выносила!
Ходют по залу, нос дерут… Как будто эти платья они изготовили, все пальцы об иголки искололи!
Кривляки, белоручки, спекулянтки через одну!
Надежда Прохоровна поплотнее скрестила руки на груди, сделала жест ее приподнимающий и гордо сказала:
– А на какую надо, на такую и рассчитывай.
Девчушка изогнула рыжую бровь, наморщила нос и мотнула головой в сторону:
– Тогда пойдемте вон туда. Здесь нет вашего размера.
Как все, однако, изменилось! Надежду Прохоровну как важную персону отконвоировали к выставке одежды. Ей помогали выбирать, советовали – даже еще одна девчонка на помощь прибежала! – подхватывали протянутую через шторку одежду и сами развешивали ее обратно на вешалки… Носами не крутили.
Хорошие девочки. И кофе выпить предложили.
Устала баба Надя. От сверкания зеркал, от разноцветного вороха невесомых уютных тряпочек.
Как раньше не любила она этих примерочных! Теснота, духотища, к потной спине новое платье прилипает и никак сползать не хочет. Размер бы другой попросить, да за шторкой очередь галдит!..
Потом, правда, были рынки. Там и воздух свежий, и хозяйки добра курскими соловьями заливаются: «Как вам эта кофточка подходит, а жакет так прямо впору! В цвет и в масть!»
И не всегда придешь домой, примеришь, глянешь – плакать охота. Порой – везло. Даже после стирки наряд не расползался…
Да и воздух свежий. И народ обычный.
А нынче – красота! Подобрали ей девочки чудный костюм шоколадного цвета с золотистым кантом. Ноги в нем совершенно не казались короткими – не то что в том лыжном фиолетового цвета с оттянутой попой! – мягко и ласково он облегал фигуру, прятал под навесом курточки располневший живот.
Красота, весело подумала баба Надя, раздухарилась и сказала:
– А подберите-ка мне, девчонки, еще и куртку! И ботинки.
– Кроссовки?
– Ну там кроссовки или еще чего, главное, чтобы не жали и в гололед не скользили. Осень скоро.
Вдобавок к легчайшей, но теплой бордовой куртке девочки выбрали для разомлевшей покупательницы еще и трикотажную черную кепку, удобно усевшуюся на голове.
Увидела себя баба Надя в зеркале в обновках и обомлела – лет десять скинула! – порадовалась за себя, похвалила за отвагу и трудолюбие в примерочной и вспомнила о Софе:
– Вы вот что, девочки… Подружка у меня есть. Хочу и ей подарок сделать. Подберете?
Она росточком чуть пониже вас будет, худенькая тоже.
Рыжеволосую продавщицу даже не надо было просить костюм примерить. Все выполнила без подсказки, показалась в плюшевом костюмчике сиреневого цвета – под Софины русые волосы в самый раз будет! – и даже оформила какой-то «дисконт» по своей карточке.
– Заходите к нам еще!
– Обязательно. Теперь – обязательно. Как оказалось легко делать нынче покупки!
И чего раньше нос от магазинов воротила? Думала: и старого не сношу, да? Барахла накопила, одной моли в радость…
Нет, Надежда Прохоровна, жить надо, пока живется!
Себя радовать да близких не забывать! Хоть испеченным пирожком, хоть пустяковиной какой, но – радовать!
Вот только как Софе подарок сделать?..
Она – деликатная. Может в кошелек за денежкой полезть… А много ли там денежек…
«Скажу – в универмаге выбросили». (Какая разница, что слово «выбросили» в том самом, застойном смысле давно ушло из употребления, раз для советского человека – а мы все навсегда насквозь советские! – осталось в неизменности. Выбросили – значит, удачная покупка.) Поймет, авось, – уценка. Обрадуется.
А ценник оторвать…
Уже поднимаясь по лестнице к квартире, Надежда Прохоровна вспомнила еще одно нужное слово – «конфискат». «Скажу, выбросили конфискат. За сущие копейки!»
А то знаем мы этих, деликатных… Нравится не нравится – отказаться может, закапризничать…
Но хорошо помнила баба Надя, как смотрела Софа на уютный внучкин костюм с расшитым звездочками мишкой. С затаенной грустью смотрела…
Как будто мы сами еще таковых поносить не сможем!
Еще как сможем!
Придя домой, Надежда Прохоровна тихонько, прямо не снимая ботинок, прошмыгнула в свою комнату и забросила ворох нарядных пакетов за шкаф.
Потом в своей старой одежде вышла обратно в прихожую и начала неторопливо раздеваться.
Конспирация, так ее раз-эдак! Придется соблюдать.
Пока.
В мечтах Надежда Прохоровна уже видела себя сплошь новую в купе мягкого вагона, где вторую полку занимает усатый генерал в отставке. Или полковник. И можно даже без усов.
Что делает обнова с женщиной!
«Мечты, мечты, где ваша сладость? Мечты ушли, осталась…»
Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка…