Мисс Подземка

– Где она? – Эмер завладела его вниманием. Такое случалось все реже, и она решила не отступать.

– Не знаю, братец, пропала в бою.

– Я – Эмер.

– Билл, не время сейчас для саморазоблачений.

– Ну а что эта Эмер? Она какая вообще?

– Ты к чему клонишь, Билл?

– Не знаю… Она кулема? Разочаровала тебя?

Эмер не понимала, откуда это взялось. Джинь-джинь вздохнула.

Отец сосредоточился на ней и произнес:

– Нет, но ей кажется, что да.

Эмер всхлипнула. Такого она не ожидала. Она-то рассчитывала на Альцгеймера влегкую, а получила Альцгеймера с отягощением.

Не раз и не два отец был ей заступником. Эмер в детстве витала в облаках и иногда путала грёзы с действительностью. Мать это в ней терпеть не могла, словно такое угрожало ее собственной хрупкой связи со всамделишным, и потому отвела семилетнюю Эмер к психологу, чтобы ребенок “прекратил ворон считать”. Как будто Эмер это делала матери назло. С психологом Эмер разговаривать понравилось и проходить тест Роршаха по картинкам, разложенным на столе перед ней, понравилось тоже, но она все равно понимала, что ее мечтательность делает ее немножко не такой, как все.

Взяли ненужные анализы. Эмер продолжила сновидеть наяву и даже пережила парочку припадков поздней ночью, лежа в постели, но матери о них ни слова не сказала. Небольшие легкие припадки у нее продолжались и по сей день, она их про себя именовала своими “тайм-аутами”.

Маленькой Эмер показали рентгеновские снимки ее мозга, мать тыкала в них пальцем и приговаривала:

– Смотри, они идеальные, прекрасные.

Но доктор возразил:

– Вообще-то нет. – Показал на крошечную тень в височной доле у левого уха, которая его не слишком беспокоила, однако биопсию сделать все равно придется.

Эмер те снимки заворожили – черно-белая симметрия мозга, похожего на половинку дыни, левое и правое полушария, – и она спросила, что это за связующая ткань между ними. Сосредоточилась на этом. Связь. Ей сказали, что это мозолистое тело, Эмер поставила себе диагноз и обратилась к матери:

– Левая часть не спит, а правая – она для сна и снов, и у большинства людей этот мост закрыт, а у меня нет. Поэтому некоторые могут ходить туда-сюда. У меня мост открыт. – И хотя с ней, вероятно, что-то могло быть катастрофически наперекосяк, она увидела, что мама плачет от благодарности за этот чудной самодиагноз.

Сделали биопсию, ничего не нашли, но у Эмер на всю жизнь остался шрам, который вскоре скрылся под отросшими волосами. “Припадки”, видения на какое-то время прекратились после устранения тени, но с годами вернулись, хотя никакой тени врачи больше поймать не могли. Должно быть, это тень тени, так это себе представляла Эмер, пока была ребенком, и, более того, считала эту тень своей, той частью себя, которая делала Эмер такой, какая она есть, и дарила ей ее ви́дение. Машинально щупала шрам, когда выпадали напряженные минуты, – так другие люди наматывают на палец прядь волос. Прикасаться к тени той тени помогало возвращать себе себя.

Эмер встала налить себе выпить. Открыла холодильник, набитый винными коктейлями. В расцвете лет отцу нравилось запивать черным “Джонни Уокером” стейк у Питера Лугера[79], в особых для низов среднего класса случаях – с кровью, но в его нынешнем состоянии вкусовые сосочки сделались как у ребенка, и он предпочитал сладчайшие, дешевейшие вина и холодные “Шеф Боярди”[80] прямо из банки. Кто из этих двоих был ее “настоящим” отцом? “Гиннесс” с соленым миндалем – или слабоалкогольная газировка с “Орео”? Какой вариант мил ей самой? Она отхлебнула через соломинку. На вкус – как охлажденная моча алкоголика с лимончиком. Отец позвал ее из постели.

– Мне надо сказать кое-что Эмер.

– Что?

– Строго ей на ушко.

– Скажи мне, я передам.

Он поманил ее поближе, чтобы шептать. Ощутив у своего уха его пересохшие губы и спертое дыхание, она содрогнулась.

– Поимей, Билл.

– Поимей? Поимей что?

– Поимей, покуда могёшь.

Corvus corvidae [81]

Эмер хотелось дойти до дома через парк Риверсайд. Несчастный парк Риверсайд, рыжеволосый пасынок Центрального парка, серебряный медалист, высотка “Крайслера” по сравнению с высоткой “Эмпайр-стейт”. Эмер выбралась из отцовой богадельни, и тут же ливануло – здоровенными каплями размером с десятицентовик. Подобно цветам в тропической Африке, распускающимся при малейшем намеке на дождь, на бесплодном асфальте при всяком ливне возникали африканские торговцы зонтиками и предлагали свой бросовый товар. В один миг, не успевали тучи заслонить солнце, поддельный люкс – фальшивые сумки “Прада” и фальшивые платки “Эрме” – прятался с глаз долой, где посуше, и на его месте возникало беспредельное разнообразие зонтиков.