Миссия Агдам

Фрося переживала свой прокол. Попыталась списать на молодость – мол, ей всего-то восемьдесят лет. Не успокоило. По негласному этикету к вороне на крыше надо обращаться на «вы». Даже взглядом. И мыслями тоже. После некоторых размышлений она пришла к выводу, что дипломатический протокол котами не нарушен. Списала на усыпляющее бдительность солнце. И вспомнила, что она добрая и однозначно не прощает только одно: если её назовут чёрной, даже по глупости. Всё-таки основной цвет у неё седой – мудрости. Так она мудро когда-то решила сама.

– Так у тебя хозяин поэт? Ты раньше говорил, что писатель, – продолжила тему Офелия и вспомнила слова Гамлета о рифме. – Извини, если что не так.

– Да, теперь поэт, – невесело ответил Гамлет.

– Что страшного в этом?

– К нему Муза вернулась.

– Муза Аполлоновна?! – Офелия вздрогнула, и её шерстка тревожно заискрила. – Это такая… страшная, как тёмная туча?

– Она самая, грозовая… свинцовая, с наковальней.

– Ужас! – настороженно съёжилась Офелия. Она боялась грозовых туч с громом и молниями. Несколько раз видела Музу. Когда та появлялась, всё вокруг становилось темнее.

– Что поделать, поэты и писатели музу не выбирают. А моему немощному именно вот таких размеров и нужна.

– Ты её боишься?

Гамлет, взглянув ещё раз в сторону мусорных баков, горестно усмехнулся:

– Мне бояться нельзя. Мои мысли сбываются. Я против страхов бьюсь насмерть.

– Какой ты сильный! – Офелия кокетливо-томно наклонила голову. – Как принц из сказки. А я – принцесса и слишком люблю ласку. Ой, я сказала почти в рифму! – И она не на шутку обрадовалась, запев. – Мррр. А ещё я лучше всех имитирую кайф. Как твоего гения зовут?

– Сейчас он – Ант Он.

– Кто? – удивлённо переспросила Офелия.

– Он такой псевдоним себе взял. А раньше был просто Антон.

– И как вы там в рифме и с Музой?

***

Когда Антон оказался никому не нужен, возникла Муза и легко заполнила всё вокруг – шумом, делом и телом. Она стала третьим измерением для его плоского пространства, «суприма» – так она назвала мир Антона. По её словам, союз двух противоположных начал создаёт ощущение объёма, усиливает вкус и сочность существования.

– Ты у меня не мужик, а метафора, – многозначительно сказала Муза, подавая яичницу из двух яиц и сосиску на завтрак после первой ночи.

– Загадка? – попытался отшутиться Антон.

– Скорее казус. Маленький, – усмехнулась она и на следующий день подарила широкие штаны со словами: «Душе мужика нужен простор и воздух» – при этом его любимые дутики брезгливо порвала пополам.

Муза была из категории «редкая красавица» и умела властвовать. Чаще одними глазами. Обычно знают, что муза – богиня и отрицать её божественность опасно. Тупым же Аполлоновна намекала, что её выгнали не только с неба, но и из ада. Действовало. Местные мужики звали её «дуче», боялись и уважали больше участкового.

И при этом она не была религиозна. Её любимый аргумент – «если кто-то создал человека, то это женщина, а не мужик».

– А что, если Бог – женщина? – размышляла вслух она, величественно положив свой первый волевой подбородок на мягкий второй. – Все вы, мужики, будете гореть в аду за своё желание доминировать.

Антон слушал богиню спокойно, признав главным смыслом жизни битву пороков и добродетелей. То, что били только его, переносил стоически, покинув плоть и наблюдая со стороны, из-за шкафа. Так он привык жить вне тела и даже прятаться в кота. Во время экзекуции ненавидел себя, свою смиренную беспомощность…

Периодически Муза требовала от него ответа на вопрос: «Ты меня любишь?» Он согласно кивал, но при этом вспоминал слова Ландау: «Когда собака привыкает к человеку, говорят, что она его любит».

В общем, они друг друга любили.

И тут грянул гром.

Антон был в запое, жёг написанное и заснул, оставив последний листок на столе. А там:

«В зал вошла Муза. Наложницы рыдали вокруг камина, смотря на то, как Дон бросает листки романа в огонь.

– Ты что делаешь, придурок?! – Муза вырвала из рук потерявшего рассудок Дона роман.

– Критики запретили мне писать про Жуана, – мрачно прошептал Дон, обречённо смотря на пламя».

– Ну как тебе? – чуя неладное, спросил несчастный.

Муза, хищно принюхиваясь, зловеще тихо произнесла:

– Ты жёг рукописи?

– Они никому не…

Звонкий удар сковородки удалил всё лишнее из его головы.

– Идиот, смени просто Жуан на Бон и пиши дальше!

– Бон-н-н…– пропел Антон, качаясь в такт звону в голове. – Хорошо звучит. Да, сковорода – это сила! И исправляет, как могила… Похоже, я стал поэтом, в рифму говорю… срам-то какой!

Муза, брезгливо фыркнув, уплыла.

***

– Вот так. А я сейчас пытаюсь помочь бедняге вернуть разум и найти смысл жизни, но он ничего не ищет.

– Наверное, боится его.