Миссия "Алсос"

Досадно и смешно было слушать эти слова. В то время мне уже было определенно известно, насколько больше мы знали и понимали в той проблеме, которую он имел в виду. Но я не имел права говорить ему о наших достижениях, а поэтому не противоречил, а ограничился благодарностью и оставил его пребывать в безмятежной уверенности, что они далеко опередили нас.

Я много лет знал Гейзенберга. Еще летом 1925 года он был у меня в Голландии. Несколько раз он бывал в Соединенных Штатах Америки и проводил летний отпуск вместе со мной в Мичиганском университете. В свой последний визит туда перед самой войной, в июле 1939 года, он гостил у меня.

Гейзенберга и сейчас считают величайшим немецким физиком — теоретиком и одним из величайших в мире. Его вклады в современную физику не уступают по значению тому, что сделал Эйнштейн.

Гейзенберг открыто боролся против нацистских крайностей. Ему даже удалось опубликовать в гитлеровской газете «Дас шварце корп» статью, где он защищал эйнштейновскую теорию относительности. За это он подвергся жестоким нападкам нацистов, особенно одного физика крайне нацистского направления, Иоганнеса Штарка. В передовой статье той же газеты он разнес Гейзенберга и других физиков-теоретнков, назвав их «белыми евреями». Штарк, как и Ленард, стал нацистом еще задолго до прихода Гитлера к власти. В 1919 году он получил Нобелевскую премию. Но его последующая работа в области физики была настолько плоха, что далее нацисты поняли это, но, учитывая его преданность, сделали его президентом Бюро стандартов; однако и там он продержался недолго.

Гейзенбергу много раз предлагали переехать в Соединенные Штаты Америки, но он был настолько убежден в значительности своей роли в Германии, что постоянно отказывался эмигрировать. Он всегда был убежден, что Германия нуждается в великом руководстве и что он мог бы быть одним из великих лидеров: «Придет день, — говорил он, — гитлеровский режим рухнет, и это будет момент, когда люди, подобные мне, смогут вмешаться».

Однако во время войны крайний национализм приводил его к заблуждениям. Он был настолько увлечен идеей о величии Германии, что считал усилия нацистов сделать Германию могущественной более важными, чем их эксцессы. Он пребывал в глупооптимистичной уверенности, что эти эксцессы в конце концов прекратятся, когда Германия достигнет господства над миром. Незадолго до конца войны, когда он был с визитом в Швейцарии и все уже казалось определенно проигранным, он промолвил: «Как было бы прекрасно, если бы мы выиграли эту войну».

Хотя он и мужественно выступал против нацистских эксцессов и особенно против нацистских глупостей, мотивы этой борьбы были вовсе не столь благородны, как можно было бы ожидать от столь великого человека. Он боролся с нацистами не потому, что они были плохи сами по себе, а потому, что они были плохи для Германии или по меньшей мере для германской науки. Его главным образом беспокоило то, что Германия может потерять свое ведущее положение в науке и особенно в физике. Вот почему он энергично возражал против изгнания из Германии физиков — евреев.

Гейзенберга глубоко обеспокоила подлая атака Штарка в гитлеровской газете на его выступление в защиту теории относительности, так как это грозило всему будущему немецкой физики. Прогресс в физике невозможен без изучения и понимания теории Эйнштейна, которая представляет собой не философскую доктрину, а комплекс экспериментально проверенных законов, подобных, например, законам Ньютона.

Письмо Гиммлера относительно Гейзенберга, адресованное Гейдриху.

Гейзенберг был знаком с семьей Гиммлера, поэтому после нападок в «Дас шварце корп» он решил попытаться вступить в контакт с главой гестапо. Гиммлер решил, что Гейзенберг просто ищет более хорошей работы, в то время как тот хотел только убедить Гиммлера в необходимости изучения теории Эйнштейна студентами.

В результате Гейдрих, прославившийся впоследствии как палач Лидице, получил приказ всесторонне проверить лояльность Гейзенберга. 21 июля 1938 года Гиммлер писал:

«Дорогой Гейдрих!

Я получил хороший и очень объективный доклад о профессоре Гейзенберге (Лейпциг). Прилагаю при сем очень объективное письмо профессора Прандтля (Геттинген), с которым я согласен, а также копию моего письма Гейзенбергу для Вашего сведения.

…Думаю, что Гейзенберг приличный человек и что мы не должны терять или заставлять молчать человека, который еще молод и способен воспитать подрастающее поколение в. науке».

А Гейзенбергу он писал в тот же самый день:

«Только сегодня я в состоянии ответить на Ваше письмо от 27 июля 1937 года, с которым Вы обратились ко мне в связи со статьей профессора Штарка в «Дас шварце корп».

Так как Вас рекомендовала моя семья, я приказал расследовать Ваш случай особенно тщательно и точно. Рад сообщить вам, что не одобряю нападок «Дас шварце корп» и принял меры против каких‑нибудь атак на Вас в будущем. Надеюсь увидеть Вас в Берлине осенью, в ноябре или декабре, и мы сможем тогда лично и всесторонне переговорить.