Миссия Бога

Но заявления Яхве выходят далеко за пределы Израиля. Он говорит о своем праве свергать и насаждать царей других государств. Он посылает одни народы для наказания других, и даже использует в своих целях настоящие сверхдержавы, а затем избавляется от них. На более позитивной ноте он может даровать свободу не знавшим его народам. Это просто поразительно, учитывая размеры Израиля и Иудеи и их ничтожную роль на мировой политической арене, а также тот факт, что даже сверхдержавы Ассирия и Вавилон не осмеливались на подобные заявления. Объяснением вполне может служить монотеистическая позиция древнееврейской Библии в ее окончательном варианте. Если Яхве – единственный истинный Бог, создатель всех концов земли, «Всевышний», тот, кто «владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет» (Дан. 4, 14.29) или, выражаясь словами Иосафата: «Ты владычествуешь над всеми царствами народов» (2 Пар. 20, 6), то в его власти распоряжаться всем и всеми по своему усмотрению.[63]

Верховное могущество Яхве является в его слове. Сила Божьего слова давно стала неотъемлемой частью иудейского вероучения. Не только в первой главе Бытия, но и в поклонении Израиля прослеживается неразрывная связь между словом Господа и сотворением вселенной.

Словом Господа сотворены небеса,

и духом уст Его – все воинство их…

ибо Он сказал, – и сделалось;

Он повелел, – и явилось (Пс. 32, 6.9).

В том же псалме автор переходит от могущества Божьего слова в творении к его управлению человеческой историей.

Господь разрушает советы язычников,

уничтожает замыслы народов.

Совет же Господень стоит вовек;

помышления сердца Его – в род и род (Пс. 32, 10–11).

Этот артикул веры приобрел особое значение в годы изгнания. В это время сила Божьего слова становится еще заметнее на фоне полного бессилия Божьего народа. Если у кого-то возникала мысль, что Яхве осуществляет свой замысел, демонстрируя тем самым свое ни с чем не сравнимое могущество в военных победах Израиля (иногда бывало и так, вспомним, хотя бы песнь Деворы в Суд. 5), такие заявления едва ли мог позволить себе Бог небольшой горстки оказавшихся на чужбине пленников. Израиль очутился в изгнании не потому, что Яхве оказался неспособен справиться с их врагами. Он сам использовал Вавилон в качестве орудия своего суда над Израилем. Его всевластие явилось в военной победе, одержанной, как это ни парадоксально, над его собственным народом. Намерен ли он теперь доказать свое могущество (и божественность), изменив ход событий и позволив Израилю поразить Вавилон? Ничего подобного. Превосходство Яхве над народами и их богами станет очевидным не на поле боя, а в суде, не в бряцании оружием, а в его слове.

Следует быть осторожными с выводами. Отказ от применения силы вовсе не означал признания Яхве своего бессилия – как если бы у него не было иного выбора. Дело не в том, что, потерпев поражение в битве, Яхве вынужден был прибегнуть к другим средствам достижения своих целей. Комментарий Вестермана в данном случае может с легкостью вызвать такого рода недопонимание: «Когда Израиль утратил статус независимого государства, их Бог уже не мог доказать свое превосходство над богами Вавилона победой над врагом. Поэтому Второисаия переносит место действия с поля битвы в суд».[64]

Во время исхода Израиль тоже не был суверенным государством, однако Бог раз и навсегда явил свое превосходство над богами Египта в победе, которую, как принято говорить, «рукою крепкою, и мышцею высокою». Бог мог проявить силу и без участия человека, если считал это нужным. Поэтому гораздо уместнее здесь непосредственно следующий за этим комментарий Вестермана: